"Альваро Прендес. Военный летчик (Воспоминания) " - читать интересную книгу автора

искры. Он понимал, что "охота" сорвалась. А как хотелось ему привести
винтовку Моэнка завтра утром в кабинет полковника Факсиоло. На лице
полковника сразу же появилась бы довольная улыбка. Дежурный верил, что этим
он поправил бы свой авторитет, пошатнувшийся в связи с позорным прозвищем,
которое дали ему курсанты училища. Если бы только можно было узнать, кто
первый назвал его так, он сделал бы все, чтобы этого курсанта с позером
выгнали из училища за систематические нарушения. А теперь еще эта
неприятность!... Лейтенант никак не хотел отказаться от удовольствия увидеть
улыбающееся красное лицо полковника, прозванного Кроличьим Зубом, которому
рано утром показали бы винтовку часового и доложили о случившемся. Теперь
дежурный уже не получит в качестве награды благодарный, полный восхищения
взгляд полковника, не услышит слов, которые могли бы прозвучать: "Лейтенант,
вы защищаете честь училища, стоите на страже порядка и дисциплины. Я доложу
в штаб вооруженных сил о вашем примерном поведении. Ваши повседневные
небольшие заботы помогают укреплению морального духа армии".
Он вернулся и прямо в форме, не раздеваясь, прилег на кровать. Сон не
шел к нему. Мягкий свет настольной лампы освещал посуровевшие черты его
лица. После долгой паузы он спросил: - Сержант, в котором часу светает?
- В шесть тридцать, лейтенант.
- Сержант, зайдете ко мне ровно в пять часов, - сказал лейтенант и,
скорчив презрительную гримасу, продолжал: - Постоянство - закон воинской
службы. Исход боя решается в течение часа. Наш бой еще не окончен. Этот
курсант еще не знает меня!
Курсант под номером 49 чувствовал себя счастливым. Никому еще не
удавалось нанести такое поражение дежурному по училищу. Ничего подобного в
жизни у курсанта до сих пор не случалось. Чистоплюй вынужден был уйти
побежденным! Но как отлично повел себя Лудовино! Он оказался хорошим
человеком! Теперь можно было хоть на минутку присесть под навесом.
Едва курсант сел, как усталая голова его стала медленно клониться на
грудь. Все сомнения, горести и тягостные воспоминания пронеслись в
воспаленном мозгу.
"Все-таки дежурный по части может спать... а я ни в коем случае не
могу. Нужно держать ухо востро, особенно здесь, где все смеются надо мной...
Да, надо мной шутят и издеваются..."
На его покрасневшем лице застыло страдальческое выражение.
"Хватит! Довольно плакать по ночам, когда умолкает последняя нота
сигнальной трубы, играющей отбой. Просто не верится, Моэнк! У тебя жена,
дети, тебе тридцать два года, и ты служишь в армии... Но что они со мной
делают?... Сколько можно терпеть эти издевательства? И хуже всего то, что я
еще должен смеяться вместе с ними". Он был полон обиды и ненависти и почти
Ее почувствовал, как слеза покатилась по его щеке.
"Ничего, они еще узнают обо мне. Вот только получу звание и стану
тыловиком или буду командиром жандармов в своем городке. Тогда все будет
хорошо... и тогда..."
Он постепенно засыпал, совершенно не замечая этого, как бывает с
человеком, замерзающим на холоде. Он больше не думал о неприятностях.
Наоборот, появились другие мысли. Перед ним на подносе возникали чашки. Он
брал их одну за другой, пил горячий шоколад и потому, когда его разбудили,
это слово было у него на кончике языка...
Он спал, а в это самое время под потоками холодного дождя крались одна