"Лев Правдин. Область личного счастья. Книга 1" - читать интересную книгу автора

станет. Все эти привычки, аварии эти бросить надо. За это бы тебя батька не
похвалил. И вообще подтянуться нам придется. Ты меня подтягивай, не
стесняйся. Ну, и я тебе спуску не дам, все равно, как отец родной. А война
кончится - учиться пойдем. Я вот большой, а знаю мало, очень мало я знаю,
Гришуха, для нашей жизни. А ты и того меньше. Ну, пойдем в нашу хату. Печку
затопим, погреемся - и спать. Я что-то давно не спал на полную мощность.
Они поднялись. Петров собрал на столике какие-то бумаги, запер ящик.
Гриша стоял у двери и ждал. Афанасий Ильич выкрутил лампочку. Гриша сказал:
- Не пойду я сегодня, Афанасий Ильич.
Снова вспыхнула лампочка. Гриша стоял у двери.
- Во-первых, я тебе не Афанасий Ильич.
- Я еще не привык, - оправдался Гриша.
- А во-вторых, что это за фокусы на пороге совместной жизни?
Гриша сошел с порога, посмотрел на Петрова и, весело поблескивая
глазами, сказал:
- Никакой не фокус. Сами сказали, чтоб работать без простоев. Фильтр я
промыл, мотор и без ремонта еще потянет. А этот газопровод сейчас вытрясу.
Он как новый заработает. Я еще нагоню. Я еще два рейса сегодня сделаю на
своей двенадцатой.
- Ну, ладно. Пойдем посмотрим.
Провозились с машиной часа два в полутемном гараже, потом согрели мотор
и завели. Нелегкая работа - заводить остывший мотор в холодном гараже.
Гриша вывел машину на двор, подвел к прицепу и вышел из кабины.
- Не раздевайся на морозе, - приказал Петров, - слышишь?
- А если мотор заглохнет?
- Все равно не раздевайся. Ну, газуй, да гляди, без аварий. Мне за тебя
краснеть-то. Помни.
Машина ушла, скрипя прицепом. Красный огонек мигнул на повороте и исчез
в тайге.
Уехал Гриша. Повел в черную тайгу свою двенадцатую. Петров посмотрел
вслед, стоя под тусклой лампочкой у ворот гаража.
На голубом снегу путаница узорных отпечатков - следы автомобильных
покрышек, и через них прошел свежий след двенадцатой, Гришиной.
Вот так и в сердце: какие ни есть следы старых мук, а свежая черта -
только она и болит.
О Дашиной гибели написали ее подруги из госпиталя. Утешали. Разве это
требует утешения? Такую рану переболеть надо, пересилить. Даша стоит того,
чтобы о ней тосковать до смертельной боли.
Но разве есть такая боль, такая тоска, которые не по силам? Петров
считал - нет такой боли. Нет такой черной тоски, которую нельзя отогнать от
себя.
Так и должно быть. Не надо разжигать в себе эту боль. Не позволять ей
расти, как вот эта тень на белой стене.
Из леса шла машина, голубоватый свет фар приближался, покачивался снизу
вверх, повинуясь неровностям дороги. Ярко осветилась длинная стена гаража, и
на ней Петров увидел свою тень. Она приближалась, танцуя, то припадая к
земле, то подпрыгивая до крыши. Но вот тень сгорбилась, побежала по стене,
чудовищно распухла в ширину и пропала. И снова все стало на свои места,
приобрело реальность и красоту жизни. Но это зрелище уродливого,
кривляющегося черного утвердило его мысль: "Так и должно быть. Нельзя