"Лев Правдин. Море ясности " - читать интересную книгу автора

большого полукруглого окна, и от него через всю прихожую тянутся еле видимые
полосы, напоминающие радугу. Когда взойдет луна, радуга сделается ясной,
полной таинственного лунного трепета и заиграет на глубоких гранях резьбы
разноцветными бликами.
Художник сидит на высоком пороге, разглядывает свою тень, распластанную
на полу в золотой полосе света. Его сухое, небольшое тело и голова с пышной
шапкой волос выглядят на тени широкими, внушительными, такими, какими он бы
хотел, чтобы они выглядели на самом деле.
Мать ушла в темноту и оттуда сказала, указывая на потолочные балки
огоньком своей папиросы:
- Вот это сделал простой плотник, даже не очень грамотный. А мне
хочется встать на колени - до того это прекрасно... Да я уж и вставала. И
перед мастером вставала, как перед богом никогда не стаивала.
- Ну это ты уж перехватила.
- А ты его "Веселого плотника" видел?
- Видел. Это, по-моему, автопортрет. Но он говорит - это вообще рабочий
человек.
- А "Лебеденочка" видел? - спросила она, переходя на шепот.
- Потрясающая вещь! Когда на него смотришь - по спине идет мороз.
Мать строго проговорила:
- То-то вот. А ты говоришь - "перехватила". Жива не буду, если не
выпрошу у него "Лебеденочка". "Плотника"-то он не отдаст...
- Этим вещам в музее место! - сказал Валерий Ионыч и тут же понял, что
сделал глупость. Но уже было поздно. Как он ни вилял, как ни старался
затянуть вполне абстрактный спор по поводу абстрактной живописи, но она его
все-таки сбила.
Ведь она только и ждала случая, к чему бы придраться, чтобы сейчас же
начать громить современную молодежь, которая все готова сдать в музей, им
ничего не свято: ни старое искусство, ни устарелое понятие о добродетели, о
чести, о почтении к старшим. Все в музей!
Забыв на время западную живопись, она весь огонь перенесла на
пошатнувшиеся нравы молодежи, а так как она имела в виду не всю молодежь, а
только небольшую ее часть, то под ее обстрел неизменно попадали только два
представителя молодежи, один из которых сидел на пороге, а другой, вернее,
другая, находилась вон за той дверью. При этом условии ни о какой
спасительной абстракции не могло быть и речи.
"Ну, теперь держись, - тоскуя, подумал он, - сейчас будет второй залп".


8

Он не ошибся. Огонь обрушился именно на ту, не очень уж молодую
молодежь, которая побыла на фронте, понюхала пороху, хватила лиха. Вместе с
порохом нанюхались они там еще чего-то непрочного, что выражалось у них в
одной бесшабашной фразе: "Война все спишет".
Но война-то уж пять лет как кончилась, а они все еще не могут
прочихаться и никак не могут вернуться к прежнему, мирному пониманию жизни.
Проговорив все это своим густым певучим голосом, Елена Карповна сделала
передышку, чтобы потушить папиросу и бросить ее в пепельницу, стоящую на
ларе под лестницей.