"Ричард Пратер. Разворошенный муравейник" - читать интересную книгу авторасвинку. Это часто ослабляет сердце. Да и вообще он не был особенно крепким.
Женщина согласно покачала головой, и глаза ее увлажнились. - Да, Джозеф никогда не был особенно здоровым. Я встал. И тут она вдруг произнесла: - О, по поводу денег... - Это ваши деньги. Джо хотел, чтобы вы получили их. - Нет, я не о том. Я хотела спросить, могу ли я вам заплатить что-нибудь? За вашу помощь. - Нет, миссис Маддерн. - Я улыбнулся ей. - Со мной уже расплатились. Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такие неприятности. Что собираетесь теперь делать? Она сняла очки, вытерла глаза и снова надела очки. - Вероятно, вернусь домой. Все мои знакомые там. И друзья. Я постараюсь сделать так, чтобы Джо можно было похоронить тоже там, дома. Возможно, я уеду уже завтра. Я направился к двери: - Спокойной ночи, миссис Маддерн, и прощайте! Она стояла в дверях, маленькая и милая, и смотрела на меня. - Прощайте, мистер Скотт, вы были очень добры. В офисе я перестал чувствовать себя благородным. Я сбросил пиджак и, откинувшись на спинку обычно: нужно было выяснить, как и почему убили парнишку по имени Джо. Но к тому моменту, когда открылась правда, на свет выплыло множество тайн. Так что частному детективу совершенно естественно могло прийти в голову: а не лучше ли заняться бухгалтерией или, быть может, рытьем канав? Это было бы все равно, что, сковырнув прыщик, наблюдать за тем, как он начинает наливаться гноем, затвердевать, уродливый, с горящими под его поверхностью гнойными щупальцами. Женщины! Конечно, не все они одинаковы. Сара, например, другая. Одно я мог сказать о Cape - она была со мной абсолютно честной. И если я ей нравился, то не потому, что был частным сыщиком, который ведет дело, касающееся ее брата, а просто потому, что я Шелл Скотт. Я не мог сказать того же о Глории или Робин. Размышляя подобным образом, я почувствовал отвращение к людям вообще и в особенности к женщинам. И тут я вспомнил о Максайн! Ах, Максайн! Белокурая, голубоглазая, гибкая, скромно потупившаяся Максайн! Я взглянул на часы. Было час ночи. Я убрал ноги со стола и ухмыльнулся. Ага, может быть, Максайн другая? |
|
|