"Петер Пранге. Княгиня " - читать интересную книгу автора

улицам спящего города - наверное, это и есть счастье! Рим представлялся
Клариссе городом, где суждено осуществиться ее мечтаниям. И теперь ей
предстоит провести в нем месяцы, а то и годы - и все благодаря Олимпии.
Чуть свет Кларисса была уже на ногах. На ее счастье, кухонная челядь
хлопотала над приготовлением завтрака. Укутавшись в шлафрок, девушка
поспешила по бесконечным коридорам, ступая необутыми ногами по холоду
мрамора, но тут внезапно замерла. Из темной часовни палаццо доносились какие
непонятные и загадочные звуки. Ну и ну - в такой час!
Изумленная, Кларисса решила подойти ближе и заглянула через неплотно
притворенную дверь внутрь. В первое мгновение она ничего не могла разобрать
в полумраке, а потом увидела два неясных силуэта, в обнимку сидевших на
скамеечке перед исповедальней.
- Без тебя, - отчетливо произнес мужской голос, - я словно корабль без
рулевого в бушующем море. Обещаю писать тебе каждый день.
- А я каждый день буду слать тебе ответные письма, - донесся женский
голос. - И мы всегда и во всем будем с тобой советоваться.
Кларисса стояла затаив дыхание. Женский голос принадлежал донне
Олимпии - никаких сомнений. А мужской - кто же это мог быть? Кларисса
мучительно вспоминала, где могла слышать этот голос. В следующую секунду
темная фигура шевельнулась, и Кларисса различила обезображенное лицо,
которое прикрывал капюшон. Монсеньор Памфили!
В испуге отпрянув от двери, девушка стремглав бросилась к себе. Где-то
вдалеке заплакал ребенок. Наверное, проснулся малыш Камильо.
Минуту спустя Кларисса лежала в постели. О сие нечего было и думать.
Что все это значит? Прощание в часовне? Донна Олимпия и монсеньор Памфили? В
такую рань? Перед глазами девушки вновь встал образ двух темных силуэтов,
заключавших другу друга в объятия.
- Как тебе спалось, княгиня?
Донна Олимпия с малышом Камильо на руках за завтраком выглядела, как
всегда, беззаботной. Кларисса невольно спросила себя, уж не привиделась ли
ей во сне сцена прощания в часовне. Но уже во время утренней мессы в церкви
Саит-Андреа на пьяцца Навона, куда она отправилась в сопровождении Уильяма,
девушка твердо знала, что ей не пригрезилось, - картина увиденного с такой
ясностью стояла перед глазами, что Кларисса с трудом проговаривала слова
молитвы. Ее снедали томление, неизъяснимая и неотступная жажда, не
испытанная до сих пор настоятельная потребность абстрактного действия,
непокой, которому она не могла найти объяснения, томительная
неопределенность. Амальгама этих чувств разительно отличалась от той, что
девушка переживала в связи с предстоящим браком с лордом Маккинни. Может,
это каким-то образом связано с теми загадочными узами, связывавшими мужей и
жен, о которых предпочитали помалкивать ее родители?
Ее наставник и провожатый Уильям также пребывал в то утро в сильном
волнении, правда, по причинам совершенно иного толка. По окончании мессы по
пути назад к палаццо Памфили он никак не мог взять в толк, что же его
возмущало сильнее: легкомыслие Клариссы или поведение донны Олимпии, явно
приложившей руку к тому, чтобы их пребывание здесь стало достоянием
английского посланника в Риме. Уильям проклинал лукавство женщины, по чьей
милости возвращение в дорогую его сердцу Англию откладывалось на
неопределенный срок, поклявшись себе сливовым пудингом матери, равно как и
грядущей славой литератора, не допускать более промахов, позволивших бы