"Александра Поттер. Что нового, киска? " - читать интересную книгу автора

хотелось вообще ничего. Потом дни превратились в недели, а недели - в
месяцы. Скука прогрессировала, как болезнь, и заразила своим вирусом ее
отношения с Ленни, ее дом и всю ее жизнь.
Дилайла все чаще стала задумываться об однообразии своей жизни.
Однообразие выглядит так. В восемь утра трезвонит будильник, Дилайла быстро
принимает душ, потом идет вниз и варит два яйца для Ленни, который будет
завтракать, вперившись в телевизор. Не оторвавшись даже для того, чтобы
очистить яйцо или погрузить ложку в его недра, он медленно жует и слушает
прогноз погоды. Но ведь так было не всегда! Раньше они завтракали вместе:
мазали маслом тосты и хихикали, целовались перепачканными клубничным джемом
губами и толкали друг друга под столом. А теперь Дилайла считает утро
удачным, если Ленни пару раз что-нибудь буркнет. Он не двигается с места,
пока немудреная детская мелодия не возвестит об окончании передачи. Тогда
Ленни, мурлыкая что-то себе под нос, поднимает свое тело с дивана,
завязывает галстук перед зеркалом в холле, приглаживает волосы - и только
теряет время - и наконец, вполне довольный собой, кричит: "Ку-ку, киска!
Увидимся за чаем", - сгребает с вешалки поношенную прорезиненную летную
куртку образца 1987 года (или около того) и уезжает, напевая все тот же
идиотский мотивчик.
Дилайла будет мыть посуду и готовиться к очередному рабочему дню в
ресторане. Быстро проглотит две чашки крепкого черного кофе, одновременно
роясь в сотне пар колготок и проклиная себя за то, что не может выбросить
даже одну, глупо надеясь - а вдруг пригодятся: "Буду носить их с длинными
платьями" (откуда у нее длинные платья?) или "Сгодятся зимой под джинсы"
(какой дурак надевает колготки под джинсы? Разве что женщины из прачечной).
Наконец ей удается найти целую пару в глубине комода. Дилайла быстро
натягивает униформу официантки, гладит шестилетнего уиппета Фэтцо, который
мокрым шершавым языком слизывает с ее щек румяна, и выходит из дома в десять
минут одиннадцатого. Нужно было бы выйти в десять, но она всегда опаздывает
на десять минут, даже когда встает на десять минут раньше. Значит, придется
бежать на 636-й автобус, потому что он уже отходит от конечной. Но Дилайла
все-таки успевает и садится на высокое сиденье над колесом, и ее ноги
обжигает горячим воздухом.
Взгромоздившись на сиденье с клетчатой рыже-черной обивкой, она
прислоняется к окну и читает журнал, пока автобус медленно тащится через
центр Брэдфорда. Иногда Дилайла бросает взгляд на сердитых пенсионеров в
очереди, молодых индианок в ярких цветастых сари, мамаш с упирающимися
детьми, на детские коляски и набитые хозяйственные сумки, которые они
пытаются втащить в автобус. Она угрюмо смотрит на тридцатилетних замотанных
и задерганных женщин и спрашивает себя: не такой ли она сама станет через
несколько лет? Не это ли ее будущее - коляска для двойни и поездки в "Товары
для детей"?
В "Эскарго" метрдотель Паскаль уже ждет ее, крутится на подбитых
каблуках начищенных до блеска туфель, вертит своей маленькой и вытянутой
огурцом головой в разные стороны, как неугомонный попугайчик, и постукивает
по часам длинным наманикюренным ногтем. Дилайла, как всегда, бормочет в
ответ торопливые извинения, хватает белый передник с оборкой (тщетная
попытка менеджеров вынудить посетителей не давать персоналу щедрые чаевые, а
класть эти деньги в карманы самих менеджеров) и стелет на столы белые
льняные скатерти. На ее смену приходились ленчи выпивох-бизнесменов, во