"Александр Потемкин. Я " - читать интересную книгу автора

шансы. Перед начальником по режиму я стал раздеваться: сбросил бушлат,
китель, тяжелые башмаки, носки, брюки, рубашку, майку. Когда начал снимать
трусы, он вдруг заорал: "От-ста-вить! Мигом получишь пятнадцать суток
карцера за оскорбление офицера!" - "Вы же потребовали сдать лагерную
униформу! Я лишь выполняю приказ". - "Иди в каптерку и переодевайся. Что
перед носом свое веснушчатое тело демонстрируешь? Пошел!" - "Мне не во что
переодеться", - вяло сказал я. "Как не во что?" - вскипел он. "Так! Я
сирота. Когда попал к вам, мой рост был 159 сантиметров. Сейчас - 182". -
"Не могу же я вот так просто дать тебе право государственное имущество
присвоить!" Майор позвонил - видимо, в бухгалтерию, - и задал вопрос:
"Караманову что-нибудь начислено? Девять рублей тридцать две копейки? А
сколько стоит его форма? Как это? Вместе с обратным билетом двадцать три
рубля сорок копеек? У него нет никакой личной одежды. Надо пересчитать". "За
пятилетний срок я успел заработать целых девять рублей с копейками. Неужели
и на воле так платят?" - пронеслось в моей голове. Бухгалтерия отобрала мой
замызганный углем бушлат, тянувший на пять рублей, и взамен вручила обходной
лист, в котором говорилось о перерасчете моего скромного капитала и
государственного имущества - остатков арестантского платья. Мне выдали рубль
семьдесят, охранник открыл дверь и, глядя мимо меня, бросил: "Вали,
нерадивый!" Так в возрасте шестнадцати лет (по документам - почти
девятнадцать) я вышел на волю. В карман кителя вложил свои документы -
справку об освобождении и фальшивую метрику - и без особой радости шагнул за
ворота. Пасмурное небо показалось как никогда серым. Снег сошел, было
грязно, сыро и многолюдно. Хмурые лица прохожих, их какая-то озадаченная
походка и нервные движения конечностей вызывали у меня унылое недоумение.
"Неужели на свободе всегда так противно и обреченно? Как же они могут жить в
таком несправедливом мире? С таким извращенным сознанием? Ведь никакого
будущего у них нет! Надо что-то предпринять. Но способны ли они на это?" -
пронеслось в моей голове. Я шлепал по городским улицам, совершенно не
понимая, куда направляюсь и какой маршрут необходимо выбрать, - а идти,
собственно, было совершенно некуда. Передо мной простиралась огромная
Россия, однако места, где бы меня ждали или куда можно было бы стремиться, в
ней не имелось. Неожиданно я вышел на открытый рынок с покосившимися
деревянными прилавками. Торговки предлагали картофель, красную свеклу,
сушеные грибы, шерстяные носки и шали. Какой-то мрачный мужик продавал
топоры, другой - лопаты, грабли, вилы. Рынок меня никак не заинтересовал.
Сделав круг, я двинулся на выход. Здесь стояло несколько потрепанных
автобусов. На одном из них прочел табличку: Перевоз - Княгинин. Заглянул в
дверь машины, спросил водителя: "Сколько стоит проезд?" - "Тридцать
копеек!" - ответил он. "Тогда я поеду". - "Поднимайся. Билет нужен?" -
"Нет". - "Возьму с тебя на гривенник меньше". Через несколько минут автобус
уже вез меня в старый приволжский городок. Так началась моя жизнь в
Княгинине. Первое время я находил приют в автобусах. На ночлег забивался под
длинное заднее сиденье, а днем шатался по улицам. Через неделю я нашел
работу на тарном заводе. Мне выдали молоток, гвозди, отвели место,
подбросили подсобный материал и научили сбивать деревянные ящики под
водочные бутылки. За каждый ящик платили по десять копеек. Первые дни я
успевал сбивать не больше десяти ящиков, но уже на второй неделе работы в
конце дня перед моим рабочим столом выстраивалось их пятнадцать - семнадцать
штук. Когда потеплело, я тайно перебрался ночевать в тарный цех. Мой