"Абель Поссе. Райские псы " - читать интересную книгу автора

согласился на перемирие, но не покорился (всего три года назад он сожрал
одного епископа).
Бельтранша смотрит насмешливо. Старик пытается сдвинуть зверя с места,
робко пихает его в зад. Но тот лишь равнодушно зевает.
Тогда Изабелла делает шаг вперед и кричит:
- Вон! Прочь!
Тщетно. Она дает льву крепкую затрещину. В ярости хватает за гриву,
впивается острыми зубками в ухо. Короткое, грозное молчание - и зверь
отступает (чужая решимость, а вовсе не сила ударов заставляет его
подчиниться). Он показывает клыки, трясет головищей, а когда все же хочет
зарычать, получает новый удар, прямо в морду. Нет, лучше уж лечь у окна,
подальше.
Дети открывают двери. Дону Грегорио позволено удалиться. Ему не хватит
духу взглянуть на голого монарха. Бельтранша проскальзывает в опочивальню
первой.
Тишина. Мерное дыхание крепко спящего человека. Изабелла цепляет
прутиком подол его рубашки и обнажает тело по грудь.
Они увидели бледные, немощные, волосатые ноги. Выше - что-то темное и
непонятное. Они постарались вглядеться попристальнее и различить
неразличимое. Почему-то вспомнился им хрупкий пергамент. Или ломтики
сушеного персика, что путник приготовил себе в дорогу. Или съежившаяся за
века кожаная сандалия римского легионера, сраженного у врат Самарканда. (И
как опять не процитировать язвительного Альвареса Гато:
Вот погляди: морской конек усох в песке,
на берегу...
Ужель резвился он когда в волнах?..)
Маленькая Бельтранша бледнеет. Изабелла не опускает прута. Юные графы
смотрят и выносят свое суждение.
Сомнений нет. Ни малейшего признака жизни. Ни капли человечьего рока.
Беатрис де Бобадилья говорит, что это похоже на каменистый пейзаж Сории. А
Хуан де Виверо говорит, что нет: скорее стоит вспомнить пустые ракушки,
которые выносит на берег моря прибой. Мстительная Изабелла заставляет бедную
Бельтраншу тоже смотреть. Та взрывается жалким криком: {11}
- Все равно королевой буду я! Я! Я! Ненавижу тебя! - И бросается
бежать, спотыкаясь и едва не падая в больших для нее материнских туфлях.
По дороге назад Изабелла довольно бросает:
- Теперь вы убедились. Она не могла быть его дочерью. Королевой буду я!
Так была объявлена война. Война амбиции против незаконной законности.
Он белокур и силен, словно ангел, любила повторять его матушка, Сусанна
Фонтанарроса. Да, мальчик не был похож на других. Он не хотел осваивать
унылое портняжье мастерство. Не хотел становиться ни ткачом, ни сыроваром,
ни трактирщиком. Словом, отвергал все, что сулило спокойную жизнь.
Для него были живыми неистовые боги моря. Он верил, что удостаивался
чести слышать их голос. Зимой - суровый, хриплый. Летом - едва различимый
шепот, доступный лишь пониманию избранного, посвященного.
Вот и сейчас он бежит вдоль кромки прибоя. Вдыхает мягкий ночной ветер.
На нем почти ничего, нет, только - как всегда, скрывая от посторонних глаз
тайну, - толстые вязаные чулки. Мальчик бежит ровно, не изменяя скорости. И
в этом есть чтб-то завораживающее, так умеют двигаться лишь бегуны-ламы
тибетских плоскогорий. Цель у него только одна - заглушить тревогу,