"Макар Трофимович Последович. С тобою рядом (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

- Разве я не говорил, что ты самая усердная пограничница! - подымая
на руки четырехлетнюю дочку начальника заставы, засмеялся Осокин. -
Хочешь, Зиночка, поехать со мною в Минск?
- Поедем, - охотно согласилась Зиночка.
- Ах ты озорница! - воскликнула вошедшая в это время на кухню жена
начальника заставы. - Покидаешь тут одних папу и маму?
- Нет, нет, - закричала Зиночка. - Мы и вас возьмем в Минск. Поехали!
Ту-ту-у...
Дядя Петя сразу же превратился в паровоз. Он засопел, зафыркал и
тронулся с места. Зиночка крепко вцепилась своими пухленькими пальчиками в
его густые рыжеватые волосы, счастливая от веселого путешествия. "Паровоз"
не только фырчал, как самый настоящий паровоз, но объявлял, где они
проезжают: станция "Кухня", разъезд "Столовая", город "Кабинет". Потом
девочка соскользнула на пол и убежала в кухню. В это время вернулся
Корницкий со своим бывшим партизаном Михаленем. Карие глаза Михаленя были
чем-то опечалены, красивое смуглое лицо неподвижно. На вопрос Осокина, что
случилось, Михаленя сообщил про случай на границе. Под самое утро как раз
напротив наших секретов пилсудчики схватили подростка, которому оставалось
пробежать, может, всего десять шагов, чтобы оказаться на нашей стороне.
Его повалили на землю и начали избивать шомполами, сапогами, а после, уже
бесчувственного, поволокли от границы.
- А вы, товарищ Михаленя, чего хотели от пилсудчиков? - сухо спросил
Осокин. - Чтобы эти верные прислужники панов водили наших людей под руки,
обнимались с ними, как братья?
- Нет, товарищ Осокин, я знаю, что волк всегда остается волком, хоть
тысячу раз назови его зайцем. Но я, товарищи, например, не выдержал бы,
чтоб на моих глазах так издевались над человеком, да еще подростком. А мы,
коммунисты, вынуждены сидеть в секрете рядом и делать вид, будто нас тут
совсем нет. А-а? Почему я не имею права, видя все это, встать и крикнуть:
стой, гад, ты что вытворяешь?
Выслушав такое горячее выступление Михалени, Осокин почему-то сперва
внимательно поглядел на Корницкого. Но его крестник в эту минуту чрезмерно
пристально изучал узоры занавесок на окне.
- Послушайте, что я вам скажу сейчас, - обращаясь и к Михалене и к
Корницкому, каким-то торжественным тоном заговорил Осокин. - Очень
похвально, что в вас есть такие хорошие чувства, но надо помнить, что мы
находимся не на обычной крестьянской меже, а на государственной границе.
Самовольничать тут нельзя. Подумаешь, что ж там такого, если наши секреты
подымутся в полный рост и подадут команду прекратить издевательство над
человеком? Либо откроют пальбу и кинутся помогать обиженному? Это,
товарищи, уже называлось бы не обычной соседской сварой, а военным
конфликтом, вмешательством одного государства во внутренние дела другого.
Однако, уничтожая и изгоняя прочь с нашей земли их кровавых посланцев, ни
один красноармеец не переступил в минуту самого большого гнева
государственной границы...
- Петр Антонович, - вдруг, перестав разглядывать узоры гардин,
спросил Корницкий, - а ты думаешь, мы правильно сделали, если рассуждать
по-военному? Прекратив погоню на границе, мы тем самым позволили главным
убийцам и палачам спасти свою шкуру. Многие из этих белогвардейцев осели
теперь в жандармерии, стали карателями... Правильно ли это?