"Кэтрин Энн Портер. Рассказы" - читать интересную книгу автора

тяжелого.
Она уверена, что яйца побились из-за веревки. Тяжелее веревки в корзине
ничего не было. Она видела, когда он вернулся, веревка лежала в корзине
поверх покупок. Он призвал весь мир в свидетели, что это чистой воды
выдумка. Он нес веревку в одной руке, а корзину в другой. У нее что, глаз
нет?
Есть у нее глаза или нет, но она ясно видит, что на завтрак яиц не
будет. Из них придется сегодня же вечером сделать яичницу. Экая досада! Она
рассчитывала поджарить на ужин отбивную. К тому же у них нет льда, и мясо
тронется. Интересно знать, спросил он, почему бы ей не вылить яйца в миску и
не поставить на холод.
На холод! Пусть сначала покажет, где этот холод, и она охотно поставит
туда яйца. Раз так, почему бы не сварить яйца и мясо разом, а завтра
поужинать разогретым мясом. У нее даже горло перехватило от негодования.
Ужинать разогретым мясом, когда можно есть с пылу с жару! Вечно второй сорт,
дешевка, суррогаты во всем - даже в еде! Он легонько потрепал ее по плечу.
Разве это так уж важно, детка? В игривом настроении он порой трепал ее по
плечу, а она изгибалась и мурлыкала. А тут она зашипела и едва не вцепилась
в него. У него уже чуть было не сорвалось, что они как-нибудь перебьются, но
она налетела на него: если у него повернется язык сказать, что они
как-нибудь перебьются, заявила она, она влепит ему пощечину.
Он проглотил оскорбление, вспыхнул. Подхватил веревку, потянулся
закинуть ее на верхнюю полку. Но не тут-то было - верхнюю полку она отвела
под склянки и банки и не позволит захламлять ее всякими веревками. Хватит с
нее того, что у них в городе сам черт ногу сломит - так там хоть повернуться
негде, но здесь она наведет порядок.
В таком случае интересно знать, как на верхней полке очутились молоток
и гвозди? И с какой стати она их туда сунула, она что, не знает, что он
собирается приладить рамы наверху и молоток и гвозди ему нужны там? Из-за
нее у них все движется черепашьими темпами, вечно она задает ему лишнюю
работу из-за своей дурацкой привычки перекладывать все с места на место и
запихивать невесть куда.
Она, насколько помнит, извинилась. Будь у нее хоть какая-то надежда,
что он приладит рамы этим летом, она оставила бы молоток и гвозди там, где
он их и положил, - прямо посреди спальни, на самом ходу. А теперь, если он
сию же секунду не очистит полку, она вышвырнет этот хлам в колодец.
Хорошо, хорошо, а что, если он положит все в чулан? Ни в коем случае.
Чулан у нее отведен под щетки, швабры и совки - у него что, нет другого
места для веревки, кроме как ее кухня? Ему, видно, невдомек, что у них в
доме целых семь комнат и всего одна кухня? Интересно знать, что из этого
следует? Она что, не понимает, что ведет себя глупее глупого? Он что ей,
трехлетний недоумок? Она, видно, жить не может без того, чтобы кого-то не
дергать и не притеснять, иначе ее поведение не объяснишь. Вот когда он
пожалел, что они не завели ребенка-двух - ей было бы на ком срывать зло.
Может, тогда его оставили бы в покое.
При этих словах она переменилась в лице и напомнила ему, что он забыл
про кофе и бог знает для чего купил моток веревки. А если вспомнить, сколько
им всего еще нужно, чтобы можно было хоть мало-мальски прилично устроиться,
ей просто плакать хочется, только и всего. У нее был такой потерянный,
удрученный вид, что он никак не мог поверить, будто весь сыр-бор разгорелся