"Кэтрин Энн Портер. Рассказы" - читать интересную книгу автора

гасиенду посетил один родовитый испанец - последний раз он был здесь полвека
тому назад, - так вот он все ходил по усадьбе и восторгался.
- Здесь ничего не изменилось, - приговаривал он, - ну совсем ничего!
Камере этот неизменный мир виделся пейзажем с фигурами людей - людей,
чью обреченность предопределял уже сам пейзаж. Замкнутые смуглые лица несли
на себе печать безотчетного страдания, но чем оно вызвано, они не помнили
или помнили так, как помнят разве что животные, которые страдают, когда их
хлещут кнутом, но за что страдают, не понимают, и как избавиться от
страданий, тоже не представляют... Смерть на этих кадрах представала
крестным ходом с зажженными свечами, любовь чем-то расплывчато торжественным
- сомкнутые руки и две фигуры-изваяния, клонящиеся друг к другу. Даже фигуре
индейца в драном белом балахоне, потрепанном непогодами и принявшем
очертания его узкобедрого стройного тела, - склонившись к агаве так, что ее
колючки рогами торчали у него по бокам, он высасывал через тыкву ее сок, а
ослик рядом с ним, понурившись, покорно ожидал, когда наполнят навьюченные
на него бочонки, - даже фигуре индейца был придан условный, традиционный
трагизм, прекрасный и пустой. На этих кадрах, как ожившие статуи, шли ряд за
рядом темнокожие девушки, с их круглых лбов струились мантильи, на их плечах
высились кувшины; женщины, стоя на коленях, стирали у источника белье, блузы
спускались с их плеч, "тут все до того живописно, - сказал Андреев, - что
наверняка пойдут разговоры, будто мы нарядили их специально для съемок".
Камера уловила и запечатлела вспышки жестокости и бессмысленного буйства,
тяжкую жизнь и мучительную смерть, и разлитое в воздухе Мексики чуть ли не
экстатическое ожидание гибели. То ли мексиканец умеет отличить настоящую
опасность, то ли ему все равно, подлинная или мнимая угроза нависает над
ним, зато чужестранцев вне зависимости от того, угрожает им опасность или
нет, здесь гложет смертельный страх. У Женнерли он претворился в ужас перед
пищей, водой и самим воздухом. У индейца культ смерти вошел в привычку, стал
потребностью души. Он разутюжил, разгладил их лица, придав им вид до того
невозмутимый, что начинаешь сомневаться, не притворный ли он, но если он и
притворный, то притворяются они уже так давно, что теперь эта маска держится
сама собой, она, можно сказать, приросла к их лицам, и во всех здесь живет
память о нанесенном им поражении. В горделивости их осанки сказывается
глубоко затаенное непокорство, а в дерзко задранных головах - издевка рабов,
потому что кто, как не рабы, живут в этом обличье?
Мы просмотрели множество сцен из жизни господского дома, где
действовали персонажи, одетые по моде 1898 года. Они были само совершенство.
Но одна девушка выделялась и среди них. Типичная мексиканская красавица
смешанных кровей, со злым ртом сердечком и злыми убегающими 'к вискам
глазами; ее неподвижное, как маска, лицо было добела запудрено, черные
уложенные волнами волосы гладко зачесаны назад, открывая низкий лоб; свои
рукава бочонком и твердую шляпу с полями она носила с неподражаемым шиком.
- Ну, эта уж наверняка актриса, - сказала я.
- Верно, одна-единственная среди них, - сказал Андреев. - Это Лолита.
Мы отыскали ее в Великолепном театре.
История Лолиты и доньи Хулии была преуморительная. Начало ей положила
как нельзя более банальная история Лолиты и дона Хенаро, хозяина гасиенды.
Донья Хулия, жена дона Хенаро, не могла простить ему, что он поселил в доме
свою содержанку. Она женщина куда как современная, говорила донья Хулия, уж
кого-кого, а ее не назовешь отсталой, но ронять себя она не позволит. Дон