"Александр Попов. Благоwest, или Невероятное сумасшествие (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Долго сидел, очевидно не понимая, где он и что с ним.
Потом безучастно, не проявляя ни радости, ни возмущения, бродил из
комнаты в комнату. В детской наткнулся взглядом на авторучку и тетрадь,
валявшиеся на полу, внимательно смотрел на них, быть может, что-то
вспоминая. Примостился на подоконнике и продолжительно, старательно писал в
тетради, внезапно заводясь, нервничая, порой размахивая руками.
- Я этому гаду... как его назвали - монстром и зверем?.. так я этому
монстру и зверю не дам ни спокойно жить, ни спокойно подохнуть, - злобно
приговаривал он.
Кто увидел бы его в эти минуты, наверняка усомнился бы: "Нет, этот
мужик - не Александр Иванович Цирюльников. Цирюльникова-то я знаю -
хват-человек, ну, просто человечище, а тут - какая-то развалина и размазня".
Но оценить было некому: дом пуст, а соседи друг друга годами не видят. Все
люди в элитном поселке деловые, занятые, все важные персоны; утром увезли их
на машине, вечером, чаще ближе к полуночи, привезли назад, - и вся жизнь их
в этом прекрасном уголке земли. "Мой дом - моя крепость", - царствовал здесь
негласный девиз.
На почте, находившейся в центре поселка, запечатал письмо в конверт и
опустил его в почтовый ящик, перед которым зачем-то тоже продолжительно
стоял - вспоминая ли что-то, сомневаясь ли в чем-то. С ним кто-то
здоровался, а он не отзывался. Похоже, не понимал, что с ним и куда и зачем
дальше идти.
Не поднимая головы, будто все окружающее и сущее уже совершенно не
интересовало и не тревожило его, брел по-стариковски медленно, согнуто, без
видимой причины меняя направление и останавливаясь. Он смахивал на пьяного,
и люди сторонились, смотрели ему в спину подозрительно, с тревогой.
Зачем-то пришел к Ангаре.
Река, великая и чистая, безропотно-трудолюбиво несла свои воды к
гидростанции. Но Цирюльников и на реку не взглянул. Без пути тащился
берегом, под ногами хрустели облепленные снегом камни, ломались высохшие
ветки и корни, трескались наледи и сосульки. Быть может, ему уже ничего не
надо было в этом мире - ни этой диковатой сибирской красоты, ни этого
дымного высокого неба, ни этого во всех отношениях удобного для проживания
места, ни даже дома своего. Ничего не надо. Лишь солнце он еще кое-как
воспринимал: оно, яркое, белое, торжествующее, ослепляло его. Закрывал глаза
ладонями, поворачивался к потоку света спиной: не хотел видеть солнца,
потому что оно, чувствовалось, рождало в нем настойчивые зовы что-то
вспомнить чрезвычайно важное.
- Савелий, светишься? И не спрятаться от тебя. Не мучай ты меня, не
мучай. Сам в гробу, и меня в него загоняешь? - Показал солнцу фигу,
выругался, но вяло и бесцветно, будто бы сил уже и на злость не доставало.
По всей видимости, он силился думать, а рядом с рекой инстинктивно
искал чего-то направляющего или же просто разъясняющего. Однако мозг,
видимо, отказывал ему в стройных и отчетливых мыслях, а сердце - в
устойчивых и точных чувствах. И это наверняка означало одно - он был
сумасшедшим.
Кое-как ступая, через силу неся свое здоровенное грузное тело, вернулся
в дом, забыл закрыть входные двери, и в комнаты весело валил студеный
воздух. Снова опрокинулся на растерзанный диван и уснул, ничего,
по-видимому, не желая, кроме сна и забвения. Успел шепнуть Джеки,