"Александр Попов. Благоwest, или Невероятное сумасшествие (Повесть)" - читать интересную книгу автора

дорогой кожаной обтяжке.
Одним солнечным летним утром Хлебников и Цирюльников проезжали в
служебном автомобиле мимо церкви. По левую руку светилась Ангара, по правую
надменно-величаво высился громоздкий серый дом, а между ними рыхлым
приземистым снеговиком, который словно бы перепутал времена года, белелась
старая, единственно оставшаяся от средневекового острога церковь. Донесло до
слуха пересыпь колокольных звонов. Хлебников попросил водителя притормозить:
- Послушаем: ведь благовест, - подмигнул Савелий Цирюльникову, вальяжно
развалившемуся на мягком сиденье.
- Да ну тебя с твоим опиумом для народа. Эй, водила, трогай!
- Погоди, Саня. Послушаем хотя бы минутку.
Сидели с открытой дверкой в этом представительском, изысканной отделки
салоне, слушали. Но Цирюльников вертелся, покряхтывал, порывался пальцем
ткнуть водителя в спину. Тало-снежно пахло рекой, сырыми газонами и клумбами
сквера. Мимо шуршали автомобили, зачем-то сбрасывали скорость, и сдавалось
Хлебникову, что они не хотели перебивать колокольные звоны. Ему было приятно
думать именно так, а не о том, что автомобили просто-напросто не могут не
сбавить хода перед опасным поворотом и последующим сложным зигзагом.
Цирюльников искоса, со строгой важностью взирал на своего не к месту и не ко
времени "расслабившегося" товарища. "Наивный до мозга костей, - лениво
подумал Александр Иванович. - Вон как внимает звукам небес, даже весь
подался вперед, будто выслуживается перед небесной канцелярией. Артист из
погорелого театра!"
- А ведь нам Бог помогает, Саня. Как думаешь?
- Чаво? - притворно и развязно-широко зевнул Цирюльников, беспричинно
похрустывая толстыми пальцами. - Я думаю, что мы с тобой пашем денно и
нощно, как два ломовых коня. - Помолчал, досадливо-нетерпеливо покусывая
губу. - Что ж, помогает, так спасибо. Свечку при случае поставлю. Савелий,
слышь, надо ехать! Время - деньги. Не дай Боже, сорвется сделка, я тебя
после самого вместо "языка" в колокол подвешу и буду благовестить! И
горлопанить с колокольни: "Слушай, честной народ, как звенит пустая
головушка бедового Савелия Хлебникова!"
- А-а, помянул-таки Бога! - искренне возликовал Хлебников, потрепав
Цирюльникова за плечи. - Ладно уж, деловой толстобрюхий сухарь, покатили!


* * *


Цирюльников любил плотно и вкусно покушать, - что, казалось бы, такого
необычного? Но с некоторых пор он стал примечать за собой странную,
настораживающую его самого привычку: ему хотелось в один присест много,
много-много съесть. И порой он так много, жадно, резво съедал, что -
выворачивающе тошнило и жестоко резало в животе. Бывало, на особинку накупит
продуктов; все больше дорогостоящих колбас, копченостей, балыков, свежих
отборных фруктов, орехов, шоколада, какой-то искуснейшей выпечки, тортов,
красной и черной икры, все исключительно изысканного, необыкновенно
вкусного. Зачем-то спрячется ото всех и в одиночку, тишком, будто украл, -
ест, ест, ест, не насыщаясь. Всполохи болей в перегруженном, раздутом
желудке и омерзительные, с иканиями и отрыжками недомогания заставляли его