"Камбер-еретик" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

ГЛАВА XXII Пусть верховный священник служит, как положено, а священникам их место уже указано.[23]

Весть о гнусном убийстве архиепископа Джеффрая в ту же ночь облетела весь Валорет, а затем разнеслась и по всему Гвиннеду. В сплетнях и слухах, передававшихся из уст в уста, почти ничего не осталось от истины: стражники герцога Эвана, подоспевшие на помощь гвардейцам и разогнавшие нападавших, были убеждены, что сражались с Дерини, Джебедию обвиняли в тайном подстрекательстве к бунту, а иные даже уверяли, что именно он прикончил архиепископа. Начались погромы и охота на Дерини, и армия хотя и не участвовала в этом, но и не пыталась остановить зачинщиков. В первый же день насчитали не меньше пятидесяти убитых, и далеко не все среди них были Дерини, некоторые пали жертвой ложных обвинений. Все захваченные Дерини были повешены, якобы в целях «самозащиты», пока вмешательство Эвана не прекратило беззакония.

К счастью, барон Ран, встревоженный нарастающими беспорядками, снял с учений половину валоретского гарнизона и направил на помощь Эвану, которому иначе ни за что было бы не совладать с обезумевшей толпой. В тот же день был введен комендантский час, и после наступления темноты удалось навести в городе относительный порядок, однако понадобилось еще несколько дней, чтобы страсти окончательно улеглись.

Камбер с остальными членами Совета, разумеется, узнал о гибели Джеффрая незамедлительно, а подробности поведал им Джебедия, который прибыл в кииль, воспользовавшись Порталом в Шииле, вместе с Райсом и Ивейн. Теперь им всем предстояло обсудить сложившуюся ситуацию и решить, что делать дальше. Вот уже двое близких им людей пали жертвами слепой, бессмысленной ярости, словно бы овладевшей всеми разом в Гвиннеде, и направленной против всех без разбора.

О беспорядках в Валорете вскоре узнали и в Ремуте. Герцог Эван приказал одному из своих деринийских агентов отослать гонца через Портал. Ремутский двор получил известие как раз в конце ужина. Гонец докладывал коротко и испуганно; регенты, король и принцы ловили его слова с жадностью, у каждого был к этому особый повод. Мальчики приняли известие с неподдельным ужасом и горем, все они любили архиепископа Джеффрая, в особенности Джаван. Регенты притворно сожалели о потере члена Регентского совета. Хьюберт даже прочитал молитву за упокой его деринийской души. Однако скоро на смену благочестивым речам пришла оживленная беседа о возможных претендентах на высокие посты покойного.

На целый час Джаван и Райс-Майкл были забыты — регенты перебирали имена всех епископов Гвиннеда. На Алроя тоже не обращали никакого внимания, если бы не имели намерения заручиться поддержкой короля в выборе кандидата, которого они в конце концов представят епископскому синоду. Нового главу церкви избирали особы духовного звания, но предлагал достойнейшего король или Регентский совет.

Только когда выбор удалось сузить и Хьюберт остался единственным приемлемым кандидатом, регенты снова удостоили вниманием молодого короля. Используя все свое влияние, они очень скоро убедили его, что избрание Хьюберта более всего соответствует интересам королевства, и потребовали от мальчика обещания подписать официальную рекомендацию, как только документ будет подготовлен.

Далее было решено, что двор как можно скорее должен перебраться обратно в Валорет, чтобы регенты могли проследить за выборами. Условия жизни там были куда более приемлемы — Ремутский замок так и не приобрел роскоши, которую любили регенты. Поэтому зимой в Валорете будет много удобнее, а особенно хороши будут там рождественские праздники.

В приподнятом расположении духа регенты призвали мажордомов и гофмейстеров, чтобы сделать необходимые распоряжения по сборам к переезду. Тихий уход Джавана и Тависа остался незамеченным. К этому времени Райс-Майкл уже заснул в своем кресле, так что Тавис взял на руки посапывавшего принца и следом за Джаваном вышел из холла. Что же до Алроя, то он ничего не мог поделать. Ему не разрешат идти спать до тех пор, пока королевская подпись не скрепит все необходимые документы.

Однако Джаван только изображал усталость, Тавис заметил это, когда они поднимались по винтовой лестнице на предпоследний этаж, где располагались апартаменты мальчиков. Уложив Райса-Майкла в постель, Тавис вошел в комнату Джавана и застал его сидящим с единственной свечой у окна.

Джаван не противился, когда Тавис завернул его в меховой плащ, укрывая от холода, сквозившего в оконные щели. Мальчик молча грел замерзшие пальцы над пламенем свечи. Он весь был в своем горе. Тавис накинул плащ и опустился на подушку напротив принца. Он хотел было коснуться лба мальчика, чтобы снять исходившее от него напряжение, но Джаван не позволил, покачав головой, и еще больше замкнулся в себе.

— Пожалуйста, не надо, — пробормотал он, плотнее заворачиваясь в плащ. — Больно — я хочу, чтобы так было. Мне не избежать того, что я должен тебе рассказать.

— О чем ты говоришь?

Мальчик вздохнул.

— Тавис, я не хочу, чтобы епископа Хьюберта избрали архиепископом.

— Я безоговорочно с тобой согласен, — сказал Тавис. — Но почему ты не хочешь его избрания?

— Потому что он… лжет, — прошептал Джаван, полуоборачиваясь к окну, отражавшему пламя свечи. — Лгать некрасиво. Ты слышал обсуждение кандидатов в архиепископы. Я даже не знаю большинства из них, но я знаю, что Хьюберт лгал, чтобы продвинуть самого себя. Служитель Бога никогда не должен делать такого, Тавис.

Долгую минуту Тавис смотрел на профиль принца, потом опустил глаза, почти боясь высказать вслух свое подозрение.

— Джаван, мне показалось, что ты не столько обеспокоен ложью Хьюберта, сколько тем, что ты узнал об этом. — Джаван кивнул. — Ты ищешь способ сказать, что ты… не понимаешь, как ты узнал.

Джаван беспомощно кивнул.

— Я замечаю это за собой уже несколько недель. Как будто я слышу его настоящий голос, но он противоречит тому; что Хьюберт говорит вслух. С другими происходит так же.

— Считывание мыслей, — выговорил Тавис еле слышно.

— Что?

Тавис вздохнул и положил руку на плечо мальчика.

— Это похоже на считывание мыслей, мой принц. Это… еще одна способность Дерини.

— О, Боже! — Джаван закрыл лицо руками, но потом снова поднял голову. — Это как защиты?

— Отчасти. Но эффект обратный. И более выгодно. Значительно более выгодно.

— Но это работает не всегда! — слабо возразил Джаван.

— Зато, готов поспорить, на это стоит положиться.

Джаван неохотно кивнул, а Тавис вздохнул и с раздражением хлопнул себя ладонью по бедру.

— О, Боже, я бы все отдал за то, чтобы узнать, что случилось с тобой в ночь смерти твоего отца, — прошептал он. — Здесь должна быть связь! — Он снова вздохнул и положил руку на руку Джавана. — Они с тобой что-то сделали, Джаван. Я все больше и больше убеждаюсь в этом, хотя нам не удалось узнать ничего. Это было нечто странное, секретное, мистическое и… — Он сжал руку мальчика и отпустил ее. — И у меня нет ни малейшего представления, что это было. Ты развиваешь некие умственные способности, но не должен. Это почти так, как если бы ты был Дерини.

Джаван вздрогнул, стиснул руку, уперев большие пальцы друг в друга, и внимательно изучал их, прежде чем снова взглянуть на Тависа.

— Ты помнишь, после смерти Девина мы разговаривали о Райсе, и ты сказал, что вы с ним оба Целители и что, возможно, удастся заставить его говорить — его же собственными методами?

— Я помню.

— Я просто подумал, а почему бы ему не наведаться в Валорет, раз епископ Элистер будет заседать в синоде. Ты знаешь, они с леди Ивейн живут в Шииле. Это недалеко. Епископу Элистеру может понадобиться Целитель, ведь он становится старым. И если Райс приедет в Валорет, может быть, мы пригласим его навестить нас?

Тавис поднял бровь.

— Просто навестите нас, мой принц?

— Не совсем, — Джаван посмотрел на пламя свечи. — Это ведь обычная вежливость — предложить человеку освежающего питья, когда он заехал в гости. Особенно когда на улице холодно и он долго пробыл в седле. А если в напиток подсыпать какой-нибудь порошок…

— То он сразу определит это, — ответил Тавис. — Последнее время мы относились к нему враждебно, и он сразу заподозрит неладное, когда его пригласят сюда.

— Это если нам не нужен Целитель, — возразил Джаван. — Предположим, что ты послал известие о моей болезни и о том, что тебе нужна его помощь. Думаешь, тогда он тоже не приедет?

— Может быть, и приедет.

— А что если ты дашь мне вина, а потом предложишь и ему, как бы невзначай?

— То же самое питье, что и тебе?

Джаван кивнул.

— Оно подействует и на тебя, ты же знаешь, — осторожно предупредил Тавис.

— Но ты сможешь прочесть его память, — прошептал Джаван. — Стоит и потерпеть, чтобы ты выяснил, что он со мной сделал в ту ночь. Я не могу так больше жить. Иметь защиты, знать, что люди лгут, и не знать, откуда это взялось и почему!

Тавис на мгновение закрыл глаза, задумался, затем снова посмотрел на Джавана.

— Самым трудным будет заставить его принять нужную дозу, достаточную, чтобы сломить сопротивление, но недостаточную, чтобы он перестал быть Целителем. Он этого не заслуживает. Когда он тоже выпьет наркотики, я сниму их действие с тебя, но потом, возможно, будет страшная головная боль.

— Мне совершенно все равно, если удастся раздобыть ответы. Ты правда можешь сделать так, что он ничего не поймет?

Тавис кивнул.

— Думаю, да. То, что я придумал, не имеет ни запаха, ни вкуса. Смесь не бесцветна, но в темном вине ее нельзя будет заметить. — Он взглянул на Джавана. — Придется подумать, как вызвать в тебе симптомы болезни, чтобы он не распознал мнимый их характер, и в то же время не слишком серьезные, чтобы реально угрожать тебе. В любом случае это будет довольно неприятно. Какое-то время ты действительно будешь болен.

— Я же говорил, мне все равно, лишь бы узнать правду. Итак, мы попробуем? — Джаван схватил здоровую руку Тависа и заглянул в глаза.

— Да, мой принц. Мы попробуем.

После смерти Джеффрая минуло несколько недель, и все епископы Гвиннеда были приглашены собраться в Валорете для выборов его преемника. В День всех святых Джеффрая похоронили рядом с его другом и предшественником Энскомом под собором, где покойный имел кафедру последние двенадцать лет. На похоронах присутствовали Камбер, Джебедия и Райс, последние двое уехали сразу после погребения. Беременность Ивейн задержала ее в Шииле с детьми. Там был и Кверон, приехавший поработать с Райсом, а Грегори вывозил семью в Коннаит.

Двор Алроя, как и предполагалось, вернулся в Валорет, однако, к огорчению Джавана, только на следующий день после похорон Джеффрая. Разумеется, регенты выразили подобающие соболезнования. И Хьюберт немедленно отправился приветствовать уже прибывших епископов.

Епископ Эйлин Мак-Грегор, который только год назад стал помощником Джеффрая, играл роль хозяина, распределяя комнаты между приезжими епископами и их прислугой в резиденции архиепископа, а затем занялся свитой и охранниками, которых нужно было определить на постой. Епископы не особенно чинились, почти каждый из них надеялся, что еще до конца года вся резиденция будет принадлежать ему. И только Хьюберт, на правах регента живущий в замке, и Оррис, которому Хьюберт, отвечая на его гостеприимство в Ремуте, нашел помещение в замке, пользовались настоящим комфортом.

К середине второй недели ноября, за несколько дней до дня святого Камбера, в Валорете собрались все прелаты и пять епархиальных епископов, два помощника и пять странствующих епископов, не имеющих вотчин. Только трое из двенадцати были Дерини, и в сложившихся обстоятельствах ни один из них не мог рассчитывать на сан архиепископа. Ниеллан Трэй, неохотно вернувшийся из своего уединения в святом городе-храме Дхасса, мог не опасаться регентов, потому что за свою долгую жизнь только и делал, что ни во что не вмешивался.

Многострадальный Кай Дескантор, с которым регенты так круто обошлись после смерти Синхила, приехал лишь по настоятельной просьбе Камбера. Лето он провел в Келдоре, где влияние регентов сказывалось совсем мало, да и то стараниями графов Хрорика и Сигера, братьев Эвана, которые обращали внимание на Валорет и Ремут только тогда, когда было выгодно. Келдор слишком долго был независимым графством, почти княжеством, чтобы склонять голову перед сыновьями покойного Сигера, даже если старший был теперь регентом. Однако епископства в Келдоре еще не было, и у Кая было полно забот.

Разумеется, кандидатура Элистера Келлена была наименее желательной из всех, раз его уже изгнали из Регентского совета. Камбер прибыл в Валорет за несколько дней до погребения Джеффрая в сопровождении Джорема, небольшого эскорта и Анселя. С отпущенной бородкой, тонзурой и перекрашенными волосами брат Лоркэн не имел ничего общего с графом Анселем Кулдским, которого все еще разыскивали регенты. И где еще можно было найти такое укромное место, как не у них под носом? В Валорете, под неусыпным наблюдением Камбера и Джорема, Анселю будет куда безопаснее, чем заточенному в Грекоте среди тех, кто даже не узнает, когда ему будет необходима защита. Кроме того, под именем брата Лоркэна Ансель мог большую часть времени находиться в комнатах своего наставника, выполняя всяческие поручения.

Собрание возглавлял Роберт Орисс, архиепископ Ремутский. Ему помогали епископы Найфордский и Кашиенский, Уллием эп Лай и Дермот О'Бирн, оба — старейшины синода, выбиравшие Джеффрая архиепископом и двенадцать лет назад канонизировавшие Камбера, и оба возможные кандидаты в архиепископы, хотя Дермот был по-прежнему молод для высшего сана.

Трое из пяти странствующих епископов также были давними членами синода: Давет Неван, смешливый Юстас Фэрлийский и, конечно, Кай Дескантор. Турлог, не участвовавший в последнем синоде, на этот раз прибыл одним из первых. Зефрам Лордасский, бывший настоятель Ordo Verbi Dei, во время последнего собрания синода не был епископом, но присутствовал на канонизации Камбера, и именно его избрали на место, освобожденное Джеффраем после избрания в архиепископы. Камбер не знал, какого мнения держались Зефрам и Турлог, но, по мнению Юстаса, Зефрам был склонен поддержать Хьюберта.

Разумеется, Хьюберт Мак-Иннис не присутствовал на том знаменитом синоде. В те поры он был бедным неприметным священником тогда еще барона Мердока Картанского. Он поднялся вместе с вошедшим в милость Мердоком. Возвращение Мердоку земель, издавна принадлежавших его семье, и графского титула принесло Хьюберту сан странствующего епископа. А за год до смерти Синхила он стал епископом Ремутским, тогда Роберт Орисс отказался стать регентом, сославшись на возраст, и порекомендовал Хьюберта.

А теперь епископ-регент Хьюберт Мак-Иннис восседал в здании капитула в Валорете на первом троне, по правую руку от архиепископа Орисса. Следом за Хьюбертом сидел Ниеллан Трэй, занимая это место скорее по старшинству, между Хьюбертом и Дерини Ниелланом не осталось приязни. Далее, справа от Ниеллана, расположились Дермот О'Бирн и трое странствующих епископов с Каем посередине. В противоположном конце комнаты стояли пять кресел. Первое за пустующим креслом примаса занимал Эйлин, далее Уллием, Юстас, Камбер и Турлог, слева от каждого на скамеечке помещался секретарь-помощник.

Первый день заседания был посвящен рутинным делам: разработке правил, перечислению предшествующих событий, увеличению Совета епископов за счет назначения трех новых странствующих епископов. Назначение двух первых из них Камбер предвидел, но третье было совершенной неожиданностью. Несомненно, дело не обошлось без Хьюберта.

Альфред Вудбурнский, долгое время бывший духовником Синхила и его семьи, был первой очевидной кандидатурой, и против него Камбер ничего не имел. Единственное, что по-настоящему беспокоило Камбера, так это излишнее приближение Альфреда к регентам, которые не преминут, манипулировать им, толкуя о благе принцев.

Вторым по списку шел Арчер Аррандский, еще один священник Ordo Verbi Dei, снискавший славу теолога. Камбера настораживали его разговоры на тему сомнительной набожности Дерини как расы. Несколько раз Камберу приходилось слышать его проповеди, после которых он чувствовал, что ему не очень нравились выводы, к которым приходит Арчер. Если этот человек действительно верит в то, что проповедует, то очень легко может стать орудием в руках регентов. Поэтому Хьюберт, скорее всего, уже считает будущие ходы этой фигуры.

Но даже Арчера можно было вытерпеть, если бы не третий, неожиданный кандидат. Полин Рамосский получил отличные рекомендации со стороны регентов, и одного этого было достаточно, чтобы Камбер еще пристальнее пригляделся к нему. Около пяти лет назад Полин организовал маленький, но неуклонно растущий Орден под названием «Маленькие братья святого Эркона». Орден этот нашел себе пристанище на реке в родном Рамосе Полина, чуть южнее Валорета. Святой Эркон был ученым, историком и, как утверждает легенда, братом святого Виллима. Эркониты, посвятившие себя по большей части обучению других, не были так явно настроены против Дерини, как виллимиты, однако они и не осуждали виллимитов. По слухам, связь между двумя этими религиозными группами была куда более прочной, чем просто родство их святых, но доказать ничего было нельзя. Камберу хотелось бы полагаться на нечто большее, чем просто недоверие к тому, кого регенты хотели видеть рядом с собой.

Возражения Камбера не помешали одобрить все три кандидатуры, и следующий день увидел их посвящение в епископы со всей церковной пышностью. Когда синод наконец обратился к своей главной цели, в его состав входили уже пятнадцать, а не двенадцать епископов, а Дерини было по-прежнему только трое. Для избрания нового примаса кандидату необходимо было набрать десять голосов.

Они заседали ежедневно, кроме воскресений. Первой задачей было разобраться в состоянии дел в королевстве и с теологической точки зрения решить, какого курса следует держаться в будущем. Наступило время оценить действия Джеффрая. Камбер и двое других Дерини с большим трудом умерили гнев, когда Хьюберт в первый раз заявил претензию на власть, объявив Джеффрая лишь амбициозным Дерини, который использовал свое положение ради собственной выгоды в ущерб интересам государства. Только епископ Уллием отважился возразить ему, да и то только в общих чертах, а затем предложил сменить тему обсуждения. Каждый из титулованных епископов сделал отчет о состоянии дел во вверенной епархии, а странствующие епископы доложили о своих деяниях, предпринятых со времени последнего собрания синода. Обсуждение деринийского вопроса, не сговариваясь, старались отложить.

Но это не могло продолжаться вечно. Хьюберт вернулся к щекотливой теме, получив в противники епископа Альфреда, который этим немало удивил регента, никак не ожидавшего таких речей. Альфред присутствовал на допросе изменников-Дерини и на казни, и его поразило то, что Дерини натравливают друг на друга, а осужденным отказывают в исповеди и последнем причастии.

Это, разумеется, еще больше распалило Хьюберта. Укорив Альфреда, «очень молодого епископа», за сомнения в правильности методов регентов, Хьюберт открыто обрушился на Дерини.

Уже доказано, подчеркнул Хьюберт, Дерини дважды пытались убить принцев Джавана и Райса-Майкла. Деринийские банды продолжают разъезжать по дорогам страны и нападать на мирных жителей и офицеров короны, исполняющих свои обязанности. Дерини, безусловно, представляли огромную опасность, и поэтому любые средства для раскрытия их заговоров были оправданы.

Это вывело дискуссию на обсуждение сосуществования магии и церкви, тему, которую три деринийских прелата предпочли бы обойти стороной и о которой другие знали слишком мало, чтобы обсуждать ее. Ничего хорошего не вышло из попытки объяснить, что большинство способностей Дерини вовсе не волшебство, а только особая форма сознания, вид психической энергии, не доступной людям.

Епископ Ниеллан прервал хранимое им до этих пор молчание и остаток дня провел в попытке растолковать остальным, сколь велика духовность Дерини в самосозерцании и молитве. Кое-кто удивлялся, но значительно больше епископов насторожились и ощутили зависть от того, что Дерини, даже миряне, могут оказаться ближе к Богу, чем они сами. К несчастью, Ниеллан этого не понимал и своей речью принес больше вреда, чем пользы.

Разумеется, в синоде не прозвучало ни слова о таком могуществе Дерини, которое было подлинным волшебством.

То, чему Камбер стал свидетелем в ночь смерти Синхила, не объясняло ничто, кроме магии. Можно было привести немало подобных явлений.

Но было ли это волшебство или это была религия? Или это одно и то же?

Синод собрался в не самое удачное время — на целую неделю отвлек праздник святого Камбера. Самого Камбера торжества смущали, они порождали все новые вопросы у других. Обсуждение синодом канонизации Камбера пока не состоялось, но даже обычно доброжелательный Юстас заметил, что с течением лет движение Камбера отчасти утратило первоначальный блеск в глазах простых людей. Полин Рамосский поспешно согласился и добавил, что невмешательство деринийского святого во время чумы не осталось незамеченным в народе.

Камбер и двое его соплеменников промолчали. В результате никакого решения относительно канонизации Камбера синод не принял; успокоились на отнесении в будущем преподобного Камбера к разряду второстепенных местных святых, культ которых — частное дело каждого. Хьюберт выступил более жестко, однако поддержки не получил — слишком многие его коллеги имели свидетельства очевидцев святости Камбера.

К началу рождественского поста епископы едва добрались до цели своего собрания — выборов главы церкви. Регенты наконец огласили королевскую волю о персоне, желательной на высоком посту. Во вторник первой постной недели в большом зале замка король обратился к епископам с тщательно затверженной речью.

— Ради будущего благосостояния нашего королевства, — Алрой говорил свое (или регентов) последнее слово, — мы предлагаем вам нашего преданного слугу Хьюберта Мак-Инниса и именем вашей любви и повиновения нам как вашему монарху рекомендуем избрать его архиепископом и примасом нашего королевства.

В продолжение речи и после ее окончания Хьюберт изображал саму скромность. До возвращения в здание капитула епископы говорили мало. Но там Дермот О'Бирн, сам мечтавший об этом сане, опрометчиво высказался за несоответствие Хьюберта такому посту; сторонники Хьюберта и он сам принялись возражать, и словопрения закончились только тогда, когда все разошлись на ночь.

Камбер получил несколько приглашений от епископов, обеспокоенных столь активным нажатием регентов. Если еще до голосования страсти накалились, то каков шанс на разумный выбор?

На следующее утро волнения поулеглись, и каждый получил возможность предложить синоду себя в качестве претендента. Ниеллан ошарашил всех, заявив, что снимает свою кандидатуру, потому что епископ Дхасский должен оставаться нейтральным и продолжать служить на своем ответственном и независимом посту. Более того, он откажется стать примасом Гвиннеда, даже если на этом будут настаивать другие, и полагает, что регенты правильно оценят такое решение. При упоминании регентов Хьюберт приободрился.

Голосование состоялось следующим утром, за каждого кандидата было подано не более трех голосов. Раздражения Хьюберт не скрывал — он надеялся на большее. Однако ярость не поколебала отношения к нему. Повторная баллотировка лишь едва-едва приблизила к цели Хьюберта: он получил пять голосов. У Дермота О'Бирна — четыре, у Уллиема — два, у Орисса, Эйлина Мак-Грегора, Юстаса и Кая — по одному. Чтобы стать примасом, требовалась поддержка десяти епископов.

Была сделана третья попытка, но положение не изменилось, а те, кто раньше отдал свои голоса за Эйлина, Юстаса и Кая, поддержали Орисса. Он этого, кажется, уже не хотел, но ничего не мог поделать. Результаты следующего голосования заставили Камбера покачать головой: за Хьюберта снова пятеро, за Орисса и Дермота — по четыре, и два голоса за Уллиема. Еще трижды баллотировка подтверждала эту расстановку сил.

Необходимо было что-то предпринять. Каждый день синода начинался с мессы, а каждое голосование вместе с речами и молитвами занимало почти полдня, а значит, в день могло состояться в лучшем случае два голосования. Рождественский пост близился к концу, а епископы с начала декабря так и не сдвинулись с места. Регенты нервничали, Хьюберт все более раздражался. Ему стало ясно, что стать примасом будет нелегко.

На третьей неделе поста Уллиема припугнули и заставили снять свою кандидатуру, но его голоса перешли к Дермоту и Ориссу. В течение шести длинных дней и двенадцати напрасных голосований за Хьюбертом, Дермотом и Ориссом оставалось по пять голосов.

В ночь накануне Рождества Камбер и Джорем молились в маленькой часовне в покоях, где Камбер жил еще канцлером. Ансель уже ушел спать в соседнюю комнату. В заключение ночных молитв отец и сын замкнулись в глубоком контакте. Легкий стук в наружную дверь прервал медитацию, и они удивленно посмотрели друг на друга.

— Мы кого-то ждем? — проворчал Камбер.

Поднявшись и направляясь к двери, Джорем пожал плечами.

— Слишком поздно. Вечерняя месса окончилась.

Камбер остался в часовне и вновь опустился на колени, но мысленно следовал за сыном. Джорем подошел к двери, проверил, кто за ней, и с удивлением обнаружил, что у двоих из пришедших есть защиты. Дверь распахнулась, и Джорем, а через него и Камбер, узнали четырех епископов — Ниеллана, Кая, Дермота и Орисса. Уловив посланное ему удивление сына, Камбер распорядился впустить посетителей, затем на мгновение повернулся к маленькому алтарю, прочел короткую молитву, перекрестился и поднялся на ноги. Четверо вошли в гостиную и встали у камина.

— Добрый вечер, милорды, — тепло приветствовал их Камбер, подходя. — Джорем, принеси, пожалуйста, стулья для наших гостей. Господа, я боюсь, что удобства не ахти какие, но все наше гостеприимство в вашем распоряжении. Садитесь, пожалуйста.

Пока гости рассаживались по креслам и стульям, которые принес Джорем, Камбер попытался проникнуть в их сознания. От Ниеллана и Кая он ничего не узнал, кроме легкой скрытой нерешительности Кая, во власти которой тот пребывал после своего удаления из Королевского совета. Орисс казался просто испуганным, но умело обуздывал свои страхи. Дермот выглядел покорным исполнителем чего-то. Камбер не мог понять, чего, и в присутствии Ниеллана и Кая не решался читать глубже.

— Спасибо, Джорем, — сказал Камбер, усаживаясь на принесенный Джоремом сундук, так как остальные места были уже заняты. — Итак. Чем обязан, милорды? Мне попросить Джорема уйти? Судя по позднему часу, у вас какое-то важное дело?

Орисс, который по возрасту и положению должен был быть предводителем, сцепил пальцы, собираясь с духом, но потом шумно вздохнул.

— Лучше вы, Ниеллан. Я не могу.

Вздохнув, епископ-Дерини поднял бровь, посмотрел на Орисса, потом поджал губы и повернулся к Камберу.

— Думаю, отец Джорем может остаться, — он кивнул Джорему, стоявшему за спиной отца безмолвной серой тенью. — Скажите, Элистер, не можете ли вы выставить защиту этой комнаты без лишней суеты и не пугая наших коллег-людей?

Сердце Камбера оборвалось. Теперь он понял, зачем они пришли.

Не меняя выражения лица, Камбер глубоко вздохнул и закрыл глаза, мысленно касаясь всех рычагов, которые они с Джоремом и Лиселем установили в день прибытия в этой комнате.

Теперь, когда регенты используют Дерини на службе, это было необходимо, хотя они все еще надеялись, что нужды в этом не будет. Защиты успокаивали и поддерживали его, невидимые снаружи (он не хотел, чтобы о них знали), но достаточно сильные, чтобы отметить любое вмешательство. Когда он открыл глаза, Ниеллан одобрительно кивнул. Кай тоже оценил защиты. Двое других смотрели на него со смесью любопытства и страха от того, как стремительно Элистер проделал все, что требовалось.

— Это пойдет? — осведомился Камбер.

Ниеллан еще раз кивнул.

— Великолепно проделано. Кай боялся, что вы не приготовились заранее. О вас говорят, что вы не часто пользуетесь своими способностями.

— Вот уже много лет назад я убедился, что наше искусство не стоит выставлять напоказ, — возразил Камбер. — Это не мой стиль. Существует свое место и время для тех даров, что мы получили. — Он перевел невозмутимый взгляд с Кая на Орисса и Дермота. — Но, по-моему, в столь поздний час вы пришли сюда не затем, чтобы обсуждать мои способности… по крайней мере, в том, что касается способностей Дерини?

— Совершенно верно.

Ниеллан, сидевший в одном из кресел, сложил руки и постучал указательными пальцами по губам. Серо-стальные глаза взирали неподвижно на лице, обрамленном серо-стальными волосами и бородой.

— Элистер, в обмен на некоторые уступки, Дермот и Роберт согласны снять свои кандидатуры и на завтрашнем собрании проголосовать за вас.