"Сталь и Змея (=Конан-Варвар)" - читать интересную книгу автора (де Камп Лайон Спрэг, Картер Лин)5 ЖрицаДорога в Замору, в город Шадизар, была долгой и утомительной. Над путешественниками раскинулась безбрежная ярко-голубая и безоблачная небесная ширь. К ночи небосвод покрывался черным бархатом, по которому щедрые боги пригоршнями разбрасывали бриллианты. Они шли по пустынной дороге, змеей извивавшейся по ровной степи и по склонам невысоких холмов. Здесь обнаженная черная почва щеголяла жалким убранством чахлых трав, словно какая-нибудь смуглая проститутка не первой молодости. Карликовая растительность скрадывала вечное однообразие степи. Размеренным шагом шли Конан и Саботай по этой пустынной земле, отмеривая милю за милей; маленький человечек частенько припускал проворной рысью, чтобы не отстать от громадного киммерийца. Иногда они принимались бежать. Конан бежал огромными прыжками, а Саботай семенил рядом. Однажды, во время привала, Конан сказал: — У тебя сильные ноги для такого коротышки, а легкие — как кузнечные мехи. Саботай усмехнулся: — Чтобы быть хорошим вором, нужно уметь убегать. Через четырнадцать дней пути степь сменилась лесом. Высокие деревья окружали озера и пруды, вырытые ледниками тысячи лет назад. Они подошли к небольшому обрыву и спустились на берег реки Незвайи. Русло вело на юг, а потом поворачивало на восток, к границе Заморы, и путники пошли вдоль берега. Когда продукты, захваченные из дома ведьмы, кончились, им пришлось часть каждого дня тратить на поиски пищи. Конан ловил рыбу в реке подобием копья, изготовленным из небольшого деревца, а Саботай рыскал по лесу со стрелами наготове. Один раз он принес зайца, в другой — барсука. Бывали дни, когда они ложились спать голодными. Через некоторое время лес поредел, и деревья оставались только по берегам Незвайи. Перед ними открылись широкие луга, расцвеченные желтыми, алыми и васильковыми цветами ранней весны. Залитые солнечными лучами улыбающиеся небеса объявили о неоспоримом уходе зимних холодов. Когда стрела Саботая поразила дикого осла, товарищи весь день коптили мясо и теперь могли несколько дней идти без остановок. Пока они отдыхали у потрескивающего костра, над которым висели поджаривающиеся куски мяса, Конан отбросил свою обычную молчаливость, чтобы побольше узнать о своем попутчике и его народе. — В каких богов верят твои сородичи? — спросил он. Гирканец пожал плечами. — Я молюсь Четырем Ветрам, которые управляют землей. Ветры небес приносят снег, дождь, запах животных, на которых мы охотимся, и шум приближающихся врагов. Скажи, киммериец, а каким богам молится твой народ? — Крому, Отцу звезд, повелителю богов и людей, — угрюмо ответил Конан, потому что не особенно любил размышлять о таких вещах. — Но люди из моего племени редко молятся ему, а я — никогда. Кром вдалеке — на небесах, он равнодушен к нуждам и молитвам смертных. — А этот твой бог воздает наказание за грехи? Конан фыркнул: — Его не волнуют грехи ничтожных людишек. — А что толку в боге, который не обращает внимания на молящихся ему и не наказывает за грехи? — Когда я дойду до конца длинной дороги, ведущей к великому трону Крома, он задаст мне один вопрос: разгадал ли я тайну своей жизни? И если я не смогу ответить, он отправит меня бродить в пустоте небес бездомным духом. Потому что Кром строг, силен и вечен. Саботай нетерпеливо перебил: — Мои боги охраняют человека. Они помогают ему в час нужды. Конан вспылил: — Кром хозяин твоих Четырех Ветров, — огрызнулся он, больше для собственной уверенности. — Он правит ими, как человек правит лошадьми, запряженными в колесницу. Маленький человечек пожал плечами. Он слишком устал, а может быть, был слишком мудр, чтобы приводить бесполезные доводы. Несколькими днями позже, когда звезды зажглись в темном небе, Конан и Саботай подошли к границе Заморы. В этой стране удивительных тайн, хитрых соглядатаев, непонятных философов, развратных королей и женщин с огромными глазами каждый странник надеялся найти то, о чем мечтал: Конан — смысл переплетенных змей, поддерживающих черное солнце, а Саботай — богатство, которое, как он надеялся, ждало его здесь. — Замора! — вздохнул Саботай, усиленно жестикулируя. — К югу лежит Замора. Страна на западе — Бритуния, а если пройти вдоль реки несколько лье на восток, то попадешь в Туран… Через Замору проходят все караваны на свете: товары сплавляют по рекам в дальние королевства — роскошные ковры из Иранистана, ароматные фрукты из Турана, знаменитый жемчуг из Козалы, драгоценные камни из рудников Вендии и крепкие вина из Шема. — Ах, мой дикий дружочек, — обратился он к Конану, — это цивилизация — древняя, безнравственная, пропитанная прекраснейшими грешками. Пробовал ли ты удовольствия цивилизации, Конан из Киммерии, видел ли ты величественные башни и изобильные базары? — Нет еще, — коротко ответил Конан. — Пойдем вон в тот приграничный город, пока ночь не наступила, и не будем тратить время на разговоры. — Риторика, как мне кажется, чужда жителям Киммерии, — со вздохом сказал Саботай. Приграничный город состоял из небольшого числа каменных домов под соломенными крышами, окруженных стеной в два человеческих роста. С внешней стороны стены располагались хлева, свинарники и загоны, вмещающие множество домашнего скота. Двое одетых в кольчуги охранников у ворот были слишком поглощены игрой в кости и даже не подняли головы, когда путники проходили мимо. Хотя улицы были всего-навсего зловонными и грязными переулками, на юного варвара они, казалось, произвели гораздо большее впечатление, чем кривые дорожки его родной деревни или даже главные улицы северных городов. Центральная площадь Яздира была вымощена каменными плитками, а вокруг нее располагалось несколько больших зданий. Конан глазел, разинув рот, а Саботай показывал ему храм, казармы, здание суда, постоялый двор и большие дома, которые, по его мнению, были особняками местных богачей. На площади торговцы двадцати национальностей продавали редкие товары. Некоторые уже прекратили торговлю, чтобы закрыть свои палатки на ночь, другие еще кричали во все горло, зазывая покупателей. Конан купил круглую буханку хлеба и колбасу и сжевал все это, прогуливаясь по рядам и лицезрея ослепительное собрание оружия, одежды, драгоценностей, рабов и великого множества таких простых товаров, как крестьянские инструменты и кухонные горшки. Куда бы ни взглянул Конан, везде он видел нечто необыкновенное: расфуфыренных шутов с дрессированными обезьянками и танцующими медведями; раскрашенных куртизанок, и мужчин и женщин; акробатов с косыми глазами из какой-то неведомой восточной страны; книготорговцев, уверявших, что их рукописи содержат мудрость веков. Колдуны в деревянных будках за плату показывали чудеса. Важные астрологи предлагали гороскопы и предсказывали будущее. Тучные торговцы выставляли напоказ великолепные шерстяные ковры, блестящие ткани и подносы с кольцами и браслетами, в то время как безобразные нищие тыкали деревянные чашки под нос путешественникам, а голодные мальчишки дурачились в притворном веселье, рассчитывая на вознаграждение. Завороженные, Конан и его спутник бесцельно бродили среди сарайчиков и клеток, в которых располагались странные животные: яки, верблюды, снежный барс. Они проследовали на улицу, где с музыкальным звоном кузнец ковал изделия из меди, латуни, серебра и железа. За углом они увидели работников, выделывавших кожу и предлагавших на выбор туфли, сапоги, пояса, ножны, седла, сбрую и обитые кожей сундуки. Время от времени Конан останавливался то у одной, то у другой палатки, чтобы спросить о том, известно ли им что-нибудь о символе — две переплетенных змеи с обращенными друг к другу головами и с черным солнцем между ними? Иногда торговец просто не понимал гирканского языка, ведь киммериец еще не выучил язык Заморы. Иногда же ответ был достаточно уклончив: «Нет, молодой господин, я не знаю. Но у меня есть кубки из настоящего шемского стекла, сделанного из чистого песка реки Силк…», или же описывал какие-нибудь другие товары, которые всегда есть у купцов на продажу. Они шли дальше — от пограничного города яздиров к центральным городам Заморы. Конан и Саботай продолжали свой путь пешком почти без остановок. Они шли, потом час бежали, а затем опять шли, но и такой способ передвижения казался варвару недостаточно быстрым. На своих длинных ногах он мог запросто оставить своего кривоногого попутчика далеко позади. Тем более что маленький человечек постоянно брюзжал, недовольный тем, что им приходится идти пешком, как простым крестьянам, вместо того чтобы ехать на лошади, как и подобает достойному гирканскому воину. Всякий раз, когда они проходили мимо лошадей, пасущихся на поле, Саботай предлагал стащить пару, но Конан, никогда не ездивший верхом, эту затею отвергал. Наконец путешественники добрались до столицы — Шадизара, города воров и прибежища мошенников. Здесь, в относительной безопасности, обитали все преступники западного мира, даже сбежавшие рабы, ссыльные и люди, за головы которых была назначена плата, потому что здесь можно было спрятаться. Конан очутился в самом центре пестрой толпы. Вокруг него теснились купцы в богатых мантиях, ремесленники продавали с лотков медные украшения, драгоценные камни и оружие; бородатые крестьяне в простой домотканой одежде направляли к рынку повозки, груженные мешками пшеницы и ячменя, коровьими тушами и связанными хрюкающими свиньями. Здесь были и надменные солдаты, и крутобедрые проститутки, и нищие, и горбуны, и жрецы. Он видел приземистых шемитов с курчавыми бородами, тощих зуагиров с покрытыми головами, бритунцев в юбочках, коринфийцев в ботинках и туранцев в тюрбанах. Конан был поражен. Шадизар во столько раз превосходил Яздир по размерам и великолепию, во сколько Яздир превосходил города, в которых Конану приходилось выступать как гладиатору. Никогда прежде он не видел такой массы людей. Киммерийцу казалось, что здесь были собраны представители самых разных народов всей Земли. Никогда он не видел ничего равного широким городским бульварам, храмам с колоннами, увенчанным куполами дворцам и особнякам, а также пышным садам, окруженным стенами. Он поразился тому, что столь многие люди могут жить так тесно и не грабить, и не убивать друг друга, как это делают дикие звери. Не все районы города были такими блистательными, как кварталы знати и богачей, с их мраморными колоннами, множеством садов и парков. На окраинах он обнаружил кривые улочки, кишащие страшными старухами и жуликами, размалеванными детьми-уродами на продажу, нищими и больными. Здесь можно было купить тело человека или по крайней мере взять его в аренду. Здесь можно было купить любые, даже самые низменные удовольствия. На этих задворках к тому же притаилась насильственная и внезапная смерть. Однажды, когда Конан и Саботай пробирались через толпу, вдруг истошно закричала женщина. Люди воровато, с проклятиями заспешили прочь. Мгновенно двое мужчин остались в одиночестве на узкой улочке, и руки их легли на рукояти мечей. У их ног корчился человек, стискивая рану на животе, из которой сквозь его пальцы ровной струей текла кровь. — Что… — начал было Конан. — Не спрашивай, — прошептал Саботай. — Идем отсюда, пока не появилась стража. Конан только пожал плечами, когда гирканец повел его прочь темными закоулками. Узкий проход вывел их на широкий мощеный бульвар, вдоль которого расположились роскошные магазины и внушительных размеров деревья. Какая-то процессия двигалась по бульвару, занимая всю середину, и оба странника остановились поглядеть. Шествие возглавляла группа девушек и молодых женщин. Некоторые из них — почти еще дети. Они танцевали и пели, подчиняясь ритму бесчисленного множества тамбуринов. Все они были облачены в грязные белые одежды, венки из увядших цветов увенчивали их головы с растрепанными волосами. За ними маршировали шеренги юношей, отбивавших такт на барабанах; гулкие звуки сливались с какофонией тарелок, лир и печальных флейт. У всех был неподвижный, остекленевший взгляд, а сами они, как лунатики, казалось, не осознавали, что с ними происходит. Среди них вышагивал человек с выбритой макушкой в широкой рясе. Он нес бронзовый горшочек, в котором курился фимиам, наполнявший воздух одурманивающей сладостью. От тошнотворно-сладкого аромата Конан поморщился. Такая непривычная музыка резала его слух, а странное поведение марширующих насторожило его. Своим острым звериным чутьем он ощутил присутствие здесь какой-то дьявольщины. Звуки нескладной музыки нарастали, так как оркестр обнаженных юношей подходил ближе. Шею или плечи каждого обвивала змея, у некоторых змеи толстыми кольцами вились вокруг рук. Они проходили мимо, и каждый из них шел отдельно от товарищей, как будто они шествовали по земле разных миров. Солнечные лучи вспыхивали на гладких чешуйках серых или коричневых, черных или алмазных, испещренных крапинками или украшенных узором ярких колец змеиных тел. — А эти гады ядовиты? — спросил Конан своего товарища. — Некоторые ядовиты. Вон та коричневая точно ядовита. Если я не ошибаюсь — это смертоносная кобра из Вендии. А вот эти здоровенные зверюги, те, что толще твоей руки, прибыли из тропических джунглей, это много лун пути на юг. У них нет яда, но если их вспугнуть или раздразнить, они могут свиться кольцами вокруг шеи человека и задушить его насмерть. — Ух! — выдохнул Конан. Змеи вызвали у него отвращение, они смутно напомнили ему картину разрушения его дома в Киммерии. Нахмурившись, он повернулся к Саботаю, чтобы поговорить с ним, но тот был уже поглощен созерцанием юной девушки в следующей группе шествующих. Девушка, как заметил Конан, была настоящей красавицей, несмотря на небольшую хромоту, грязные волосы, увядший венок на голове и отрешенный взгляд. Тонкая сорочка на девушке была разорвана, и при каждом шаге открывалось ее нежное обнаженное бедро. Жадно глядя на девушку, вор покачал головой: — Какая жалость! Такое тело должно согревать постель воина по ночам, а не быть игрушкой попов и ползучих змеюк. — Что ты имеешь в виду? — спросил Конан. Саботай взглянул на своего огромного товарища и увидел, что тот не смеялся. — Зачем эта девчонка, как и все остальные, отдала себя культу Сета, Змее? Я терпеть не могу змей и большую часть жрецов, но более всего я презираю прислужников Сета. — Бог Змеи! — воскликнул Конан. — Имеет ли это нечто общее с тем знаком, который я разыскиваю? Саботай развел руками. Минуту спустя ливень лепестков обрушился на обоих, и компания смеющихся проституток пристала к ним. Эти, улыбающиеся и сверкающие глазами, казались куда менее завороженными, чем девушки из процессии. — Идем с нами, — мурлыкнула одна из них Саботаю. — Ни за что, красавица, — с некоторым сожалением ответил гирканец. — Меня не волнуют ни змеи, ни их бог. — В руках Бога Змеи находится любовь, подобной которой люди никогда не знали, — шептала она, раскачиваясь из стороны в сторону. — Любовь, которую люди могут разделить с ним. Саботай фыркнул: — С каких это пор у змей появились руки? Когда девица отстала, чтобы попробовать свои льстивые речи на более податливом зрителе, другая бесшумно подкралась к Конану и легонько шлепнула его по локтю. — Блаженство ждет тебя, рыцарь, — шепнула она. — Тебе нужно лишь пойти со мной… — Пойти куда? — проворчал Конан, испытывая сильное искушение согласиться. Торговец, стоявший на пороге своей лавки, ступил вперед. — Берегись, чужестранец, — тихо сказал он киммерийцу. — Слуги Сета — мошенники. Они — слуги смерти. — В самом деле? — возмутился Конан. Смерть была его постоянным врагом. Торговец кивнул головой: — Они готовы убить своих собственных родителей и думают, что творят благо, освобождая их от бремени жизни. Конан поблагодарил коротким кивком и проводил взглядом девиц, которые тут же растаяли в толпе. Вдруг на солнце набежала легкая тень. Конан поднял глаза и увидел роскошный паланкин, который несли на плечах восемь молодых женщин. Убранные вышитыми шелками царственно пурпурного цвета, прихваченными золотыми веревками, сами носилки являлись олицетворением богатства. Но не на это чудо распахнулись глаза Конана в величайшем изумлении. Он неожиданно вздохнул, потому что увидел на носилках, в кресле, существо такой красоты, какую он не мог себе даже представить. Как бледнеет задержавшаяся луна перед взошедшим солнцем, так эта женщина затмевала и превращала в блеклые тени всех красавиц, каких он когда-либо видел. Водопад черных волос ниспадал к ее талии; сапфировые глаза искрились на тонко очерченном лице; ее сочные губы были свежи, как утренняя роса. Ее тело, гибкое и крепкое, было облачено в расшитое золотом одеяние жрицы, а когда она поднималась, приветствуя бушующую толпу, из-под ее одежды открывалось белоснежное, совершенное бедро. Увидев восхищение Конана, Саботай присвистнул: — Не смотри так! Это все-таки настоящая принцесса. Варвар, завороженный, остался прикованным к месту. Казалось, что он не слышал предупреждения. Как раз в этот момент внимательный взгляд принцессы упал на Конана. Огонь вспыхнул в ее ясных глазах, губы приоткрылись, и неожиданный вздох вырвался из ее груди. Подняв руку, она остановила покачивающееся движение паланкина. — Эй ты, воин! — позвала принцесса мягким гортанным голосом, звуки которого взволновали кровь киммерийца. — Слушаю, моя госпожа! Голос женщины окутал юношу, как накатившаяся волна оглушает пловца в волнующемся море. — Выброси свой меч и иди с нами. Оставь кровавую тропу войны и возвращайся к обычной жизни — с ее неизменной последовательной сменой времен года. Время очищения уже ждет на вершине мира, время возрождения после падения и разложения всех устоев. Присоединяйся к нам, и ты будешь обновлен, как обновляются змеи, которые сбрасывают старую кожу и живут заново, молодые и энергичные, проворные и прекрасные. Конан тряхнул взъерошенной головой, чтобы лучше понять значение этих загадочных слов, высказанных столь пламенно. Но женщина приняла его жест за отказ, потому что, когда он посмотрел вверх снова, она уже задернула занавеску паланкина, и служанки понесли его дальше. Конан остался стоять, одурманенный и потрясенный. Ни одна женщина не казалась ему столь желанной. Когда Саботай дернул его за рукав, Конан оттолкнул его и бросился за исчезающими носилками. Маленький человечек, сильно встревоженный, побежал за ним. Вскоре улица вывела к большой, обсаженной деревьями площади, где собирались караваны. Здесь был настоящий маленький город, поражающий изобилием шатров и палаток из верблюжьего волоса и ярко раскрашенных войлочных юрт. Множество ослов, мулов, верблюдов было собрано посередине площади. Кольцом вокруг этого стада стояли палатки их хозяев, а по краям вздымались защитные стены постоялых дворов, где утомленные путники могли найти стол и ночлег. За этим оживленным скопищем Конан увидел тонкую черную башню, уходящую в ясное небо. Несмотря на чудесный день, башня казалась закрытой тенями. Конан понял, что процессия направляется к этому зловещему шпилю. Расталкивая плечами прохожих, он бежал, стремясь настигнуть паланкин и его прекрасную хозяйку. Расстояние сократилось уже до нескольких больших шагов, как вдруг Конан застыл на ходу, потому что в то самое время, когда голова шествия собиралась войти в зияющие ворота башни, возникла и поплыла сквозь шум улиц монотонная песня: — Дуум… Дуум… Дуум… Замешательство, страх и волна гнева исказили лицо молодого киммерийца, когда эта зловещая песнь разбудила в его памяти давно уснувшие картины. Чувство, вскипевшее в его сердце, было настолько острым, что он вряд ли видел последние группы шествующих, которые прошли на расстоянии вытянутой руки от него. Это были два молодых человека, почти что мальчики, которые шли вперед с бесцветными, лишенными выражения лицами и стегали хлыстами свои голые плечи. Плети, опускавшиеся на спины и плечи, были сделаны из змеиных хвостов и снабжены зазубринами из ловко вставленных змеиных зубов, так что при каждом ударе тело самоистязателя покрывалось капельками крови. По-видимому, не ощущая боли, они на ходу пели: — Дуум… Дуум… Тулса Дуум… Тулса Дуум… Конан мрачно смотрел, как хвост процессии исчезал в этих отвратительных воротах. «В Шадизаре, в Заморе, — говорила ведьма, — ты найдешь то, что ищешь…» Теперь он уже нашел фанатичных поклонников человека, бога или дьявола, который носит имя Дуум. — Болваны! — сверкнул глазами Саботай, сплевывая на мостовую. — Глупцы и безумцы, змеелюбцы, поборники смерти! Повсюду в этих землях они воздвигают такие черные башни, оплоты Сета. Всегда одно и то же: они заманивают молодых невинных людей в свои ловушки — простофиль, которые оставляют мужей, возлюбленных, семьи, чтобы участвовать в мерзких оргиях, любиться со змеями и чокнутыми жрецами. — Кто эта женщина, которую ты назвал принцессой? — настойчиво спросил Конан. — Разве она не жрица змеиного культа? — Со смешанным чувством отвращения и желания он вспомнил змей, расцвеченных золотыми и серебряными нитями, которые извивались на ее одежде. — Эта женщина, как ты ее назвал, — ответил Саботай, — принцесса Ясимина, дочь короля Осрика и наследница бесценного трона. Ты должен был заметить королевскую печать на ее кулоне — ведь вы глазели друг на друга достаточно откровенно. — А что королевская дочь делает среди помешанных на змеях жрецов? Саботай состроил гримасу. — Она одна из них, верховная жрица Сета. Много лет тому назад обманом и дурманящими средствами заманили ее. Они все обманщики, как и сказал купец. Тис рассказывала, что они присоединяются к путешественникам в дороге, чтобы задушить их, когда те спят, или заколоть ножом в темноте — все это ради их склизкого божка. Варвар, смерть притаилась возле этих мечтательных глаз! — И король Осрик способствует этому странному культу? Он тоже один из них? — Нет. Он тяжко оплакивает жребий своего единственного ребенка. — Ну, если ему не по вкусу эта змеиная братия, то почему бы ему не послать солдат согнать всех в кучу и перебить? — Эти жрецы — сильные люди, — ответил гирканец. — Осрик не отваживается открыто выступить против них, потому что многие в Заморе считают его чужаком и никуда не годным королем. Его величество был когда-то искателем приключений из Коринфии, дослужился до генеральского чина в армии Заморы и захватил трон, который не собирается покидать. Его судьба не значит ничего для таких, как мы. — Это загадочные края, — пробормотал Конан, — и те, что живут здесь, все еще непонятны мне. |
||
|