"Валерий Попов. Горящий рукав (Роман)" - читать интересную книгу автора

- произнес вдруг мой спутник.
Я молчал. Хотел ли я того же самого?
- Ну и перевели бы тебя в параллельный класс! - произнес наконец я с
усмешкой.
Так я сделал свой выбор. Саша вздрогнул - словно оказался рядом с
гадюкой (иногда они попадались в сырых местах). То лето мы еще проходили
вместе - но на будущее мы выбрали разные пути. И мы обычно молчали, думая
каждый о своем. Стоит ли все снова начинать в параллельном классе? А что,
разве что-нибудь достигнуто в этом? - в прогулках этих думалось хорошо. С
виду - ничего не достигнуто. Но если внимательно вдуматься - есть! Например,
я заметил, что один на один (когда двоих назначали дежурить) многие вели
себя гораздо приятней, чем в шобле. Они, я чувствовал, ценили меня - я один
отстоял право разговаривать, а не орать: иногда так хочется поговорить
серьезно. Нахлынет шобла - и они опять заорут. Но наша
"тайна на двоих" не исчезнет уже и когда-нибудь победит! И все
перевернется вверх ногами! А точнее - вверх головой. Все скажут то, что
давно тайно думают: своя жизнь важней шоблы! Макаров, в панике, заорет - но
все повернутся к нему спиной и разойдутся. Моя победа близка!
У Саши Никольского была странная забава - "мочить трусы". Он заходил в
пруд, медленно и осторожно. То была своего рода ювелирная работа - чтобы не
было ни малейшей волны. И замочив тонкую ровную каемку трусов, он так же
медленно и бережно, словно нес драгоценное питье, выходил обратно. И лишь на
берегу предавался ликованию.
- Видел? - показывал он мне. - Так я еще никогда не мочил!
Чем тоньше была полоска - тем больше, по установленным им понятиям,
успех. Бесконечное, захватывающее дух, приближение к нулю. Но - не нуль!
Тончайшая грань! Я прилежно кивал, восхищался. И не уклонялся от тех
странных прогулок, почему-то считая их своим долгом. И тоже мочил трусы,
оттеняя своей торопливой бездарностью его ювелирный талант. Однажды я ступил
в яму и чуть не утонул - помню отчаянные мои всхлипывания, попытки глотнуть
воздуха, когда я как-то выкарабкивался на поверхность (плавать я не умел). И
снова надолго - навсегда? - серая вода со странно переломленными солнечными
лучами.
Не помню, как я вылез, дышал на траве. И осознавал с отчаянием (хотя
еще и без ясных слов), что это еще лишь начало моей странной судьбы
- отвечать за странности других людей! Ценил ли он мою поддержку - или,
наслаждаясь моим услужливым несовершенством, еще сильней возносился и
замыкался? Этого уже не узнать. То лето кончилось, а следующее уже оказалось
совсем другим. Кем, интересно, он стал?
Заинтересовал ли еще кого-нибудь своей странностью, кроме меня, или я
остался первым и последним, перед кем он открылся и кто так внимательно
смотрел на него?
То лето кончилось, растаяло, больше не вернулось, и странного своего
спутника я не видел больше никогда.
Вернувшись, я сразу ощутил поддержку родных стен, почувствовал, как я
привык к городу и двору - это уже мое, надежное.
Я уже кожей чувствовал и любил жар нагретых кирпичей высокой стены
двора, предчувствовал - и наслаждался переходом с нагретого двора под сырую,
прохладную заплесневелую арку. Я хозяин, владелец этого!
А друзья? Слушатели? Слушателями я их, понятно, не называл даже в