"Валерий Попов. Горящий рукав (Роман)" - читать интересную книгу автора

К тому же я лучше всех пишу школьные сочинения. Как не понять, что от
них требуется? И каким же надо быть охламоном, чтобы этого не сделать!
Двоечники и троечники злобно думают, что быть отличником крайне тяжело.
Фактически нет ничего легче - надо только обозначиться, и потом твоя слава
сама тебя понесет. Вот им, двоечникам, под постоянными ударами -
действительно тяжело! На самом деле - радостное открытие - все совсем не
так, как принято думать.
Но это - моя тайна, пока помолчим.
"Образ Ленина в поэзии Маяковского". Сколько надо нагромоздить дикой,
напряженной ерунды, чтобы получить двойку! А простой набор фраз из учебника
дает "пять"! Слишком уж грубо этот простой фокус демонстрировать не надо -
нужно что-то добавить и от себя. Как бы взволнованный, рваный ритм
Маяковского надо распространить и на фразы сочинения - тщательно контролируя
возможные ошибки, - и готово уже не просто правильное, а "искреннее"
сочинение! "Делов-то!" - уже небрежно-снисходительно думаю я.
Сколько надо сотворить чепухи, чтобы стать изгоем! Слава Малов, который
был до меня отличником и учительским любимцем, вдруг подговорил ребят не
выходить на дистанцию лыжного кросса и увел всех шататься по поселку
Кавголово. Что-то выпили, с кем-то подрались. В школу пришла бумага - и
Слава слетел. Я, к счастью, там не был, делал газету. А то попробуй не уйди
вместе со всеми! Но когда человек при деле - дурь обходит его, чувствуя - к
этому не прилипнешь! Я заметил уже, что мыслю высокомерно, но попробуйте об
этом узнать: держусь-то я по-прежнему крайне скромно! Неуязвим.
А стихи для себя, которые я раньше писал... "И в любых сраженьях ни за
что и никогда я не сдамся, Женя!" Какая такая Женя? В глаза ее не видал! А
может, это вообще не она, а он? Существо какого-то среднего рода! Оно! И
ради вот этого нереального существа я обязуюсь мучиться, "не сдаваться нигде
и никогда" - хотя, возможно, кое-где и кое-кому приятней будет, наоборот,
сдаться! Улыбку проницательного ума так приятно чувствовать на губах. У
большого зеркала на площадке я поправил серо-голубую форменную гимнастерку,
но Банник, щегольски-расхлябанный, подмигнул мне:
- Циркуля нет!
Циркулем у нас называли завуча. Мы вошли в просторный кабинет. На столе
белел распятый лист ватмана - нам предстояло заполнить его буквами и
рисунками. А завуча не было - он доверил нам это пространство! Все с ужасом
входили сюда - а мы запросто!
Илья, всегда идущий до границ возможного и чуть-чуть дальше, немедленно
злоупотребил высоким доверием... и я этого с трепетом ждал! Он взял тонкое
плакатное перо, обмакнул его в пахучую черную тушь, поднес к листу, дерзко
глянул на меня.
- Давай циркуль нарисуем?
Я снисходительно улыбнулся: что еще за детские шалости?
- Ну давай тогда твое барахло! - пренебрежительно произносит он.
Я вытащил из кармана небрежно смятые листки с новогодними стихами -
писал я их легко и без малейшего трепета.
- Так. - Илья просмотрел листки. - А давай лучше эти напишем... - Он
прищурил глаз.
Пошла я раз купаться.
За мной следил матрос.
Я стала раздеваться -