"Полина Поплавская. Вечер в Венеции" - читать интересную книгу автора

Затем встала за соком и льдом, но, снова увидев судок, взяла трубку и
набрала мастерскую. Никто не ответил. С каждым новым гудком она все больше
сердилась на Томаша - и беспокоилась.
Прервав наконец телефонную мороку, вернулась за стойку. Теперь тишину
нарушало лишь мерное похрустывание - Холичек мирно завтракал.
Божена не глядя протянула руку к бокалу, глотнула. Вермут обжег ей
горло, и внутри потеплело.
Тогда она вспомнила, что Томаш говорил о какой-то срочной работе - он
ожидал заказчика вчера вечером, когда она уходила домой. "Наверно, дождался
и остался работать, а под утро заснул". Она окинула себя взглядом и,
заметив, что сидит за стойкой в пижаме, улыбнулась: "Видел бы Томаш".
Приняв душ, Божена решила использовать запоздалое осеннее тепло и
надела новое платье. Длинное, по щиколотку, оно лиловым потоком струилось по
ее телу, - и, забыв про судок и досаду, Божена чуть коснулась флакона
"Сальвадора Дали", тронула пальцами виски и спустилась на улицу.
Она решила не торопиться. Постояла рядом с шарманщиками, похожими на
фарфоровые статуэтки: розовые старик и старушка, он в бабочке и котелке, она
вся в белых горошинах, рассыпанных по синему платью, и круглой шляпке на
снежно-седых волосах, поверх - домашнее кружево. А их шарманки - две
маленькие сказки. Внутри одной - заколдованный мир вечно куда-то манящих
тропинок, замков, сокрытых в дремучих лесах... Вторая похожа на крошечный
кукольный театр. Брось крону - и увидишь в окошко, как кружатся в ласковом
танце влюбленные куклы: шаг навстречу - в сторону - назад - поворот.
Звякнула в кружке еще одна монета - и Божена, уже сама крутя блестящую
гладкую ручку, вспомнила детскую грезу: вот бы скорее состариться, стать
шарманщицей и стоять день-деньской у зеленых пушистых кустов, важно улыбаясь
прохожим. Голова ее закружилась от пасленовой музыки, и, отломив зеленую
веточку, она пошла дальше, будто гуляя внутри деревянной шарманки, - такой
игрушечной показалась ей Старая Прага.
Солнце затопило город, отслаивая от него прогорклые корки осени.
Блаженной утопленницей Божена нежилась в солнечном забытьи, кружа по
дорожкам, ведущим на Петршин. Внизу в пестроте осенних садов плавали рыжие
цукаты крыш и шоколадные ломтики башен. И только спустившись вниз, Божена
вернулась на землю. "Я бы сейчас съела и быка", - промурлыкала она их с
Томашем позывной аппетита... Рядом с ней как по заказу остановилось такси.
- В "Золотую гроздь"!
В полутьме погребка пахло винными бочками и свежими скатертями. Божена
весело наблюдала за лицом официанта, исписавшего уже два листа в своем
блокноте, но с прежним азартом продолжала листать меню. Завершив парад блюд
маринованными виноградными листьями с кешью и сушенными на солнце
помидорами, она откинула за спину медный поток роскошных волос и
приготовилась коротать ожидание за стаканом нежного местного вина.
Спокойная красота ее двадцати девяти, темперамент любимого деда и
крепкое жизнелюбие мастера легко уживались в Божене. Привязанность к Томашу
не мешала ей каждое утро самостоятельно запускать ход своей жизни и дорожить
настроением, рожденным в глубине собственного мира, - глубине порой
настолько головокружительной, что она иногда замечала, как Томаш опасливо
пятится, не решаясь туда заглянуть. И сегодня она дарила себе этот день -
желая встречи с мужем, но все-таки... оставляя ее чуть-чуть на потом.
Полнота ощущения жизни всегда возбуждала в ней аппетит, и, избавленная