"Борис Поплавский. Домой с небес " - читать интересную книгу автора

которого все русско-французские молодые люди убрались тонкими ногами по
своим дачам, наткнулся вдруг на предмет своего давнего и бессильного
вожделения - белую душегубку, принадлежавшую одному аристократу с
наклеенными волосами, особенно недоброжелательно всегда смотревшему на
Олега.
В то утро море блеснуло в последний раз Олегу своим ослепительным синим
покоем.
Он еще не знал, что это в последний раз, он еще не верил в разлуку, как
живое долго не верит, долго - против очевидности - не верит в смерть. Быстро
и неуклюже вихляя, лодка отдалялась от берега. Вот уже то место, до которого
обычно, назло дачникам, Олег доплывал. Не вернуться ли? Ведь ты устал от
плавания, и ладони болят от весла. Нет, дальше в синее-синее, туда, где
белым холмиком, подобно барке, в отдалении виднеется заброшенный маяк, буй,
мишень для стрельбы, не понять что.
Еще раз Олег отвернулся от берега, чуть не перевернув душегубку.
Безграничное синее, необъятно голубое снова раскрылось перед ним... Дальше и
дальше. Волны теперь, когда он вышел из-за мыса, превратились в длинные,
высокие, глубокие, равномерные синие горы. Они, идучи к берегу, тормозили
лодку, и она, казалось, не двигалась больше с места. Раскаленное солнце
пылало над его головой, но, несмотря на тревогу о том, что теперь от берега
и до островка далече, Олег по временам забывал все на свете и, положив
весло, засматривался, опрокидывался в непорочное счастье зрения. Особенно
внизу, там, на большой глубине, было дивно красиво. Сквозь темно-лиловый
хрусталь на дне все еще видны были какие-то черные полосы и более светлый
песок. Сзади Сен-Тропеза - Сен-Максим, все исчезло и сблизилось тонкой
полоской песка под зеленой полоской сосен. Зато горы, наоборот, выросли,
надвинулись, и над ними белые облака высокими клубами увеличивали еще их
высоту. Направо и налево показался неизвестный берег, сильно качало, и нужно
было проснуться и, наваливаясь, грести содранными руками. А когда Олег начал
уже приближаться к островку, вдруг вылезшему из воды, большому, скалистому и
сплошь покрытому птичьим населением, волны открытого моря так били, так
высоко поднимали лодку, что она почти доверху наливалась водой, но не
тонула, ибо весь крытый нос и корма ее были непроницаемыми для воды. Но
самое трудное оказалось вылезти. Скалы сразу, без перехода, уходили в
глубину. Между каменьями бурлила вода, пена, и все вокруг было покрыто
острыми ракушками. В страхе Олег посмотрел назад, но вернуться, не отдыхая,
было совершенно невозможно. Наконец, решившись, он выбросил весло на камни,
слез в воду, вытолкнул, вытащил, укрепил лодку и, поцарапанный, с дикой
болью в спине, качаясь от усталости, волнения и торжества, вылез на горячие
скалы, окруженный облаком потревоженных птиц.
Как далеко он, однако, забрался. Сердце рвалось от одиночества, страха
лазури и шири моря. Возвращаться было мучением. Два часа он блуждал,
ослабев, относимый волнами, причалил наконец, с жалким, измученным видом
человека, ждущего похвал, вдоль берега вернулся к пляжу и сразу увидел Таню,
прищуренно-лениво и зло на него смотрящую, вполголоса, медленно
разговаривающую с его врагами, и он уже собрался с духом подойти, когда
прямо к ним, на них, подошел, надвинулся узкоплечий, худой, как скелет,
арабского вида молодой человек, и по тому порывистому движению, которым Таня
встала, и они тотчас же, ни с кем не прощаясь, ушли в лес, на другой конец
пляжа, Олег понял, что это и есть ее жених.