"Юрий Михайлович Поляков. За боем бой (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Прекрасно, - похвалил Енборисов. - А теперь пишите имена всех этих
большевистских прихвостней. Начинайте с Павлищева...


<Уральский рабочий>, 9 мая 1918 года:
<Согласно решению Совета Народных Комиссаров, бывший царь Николай
Романов и его семья переведены на жительство из Тобольска в Екатеринбург и
помещены в отдельном изолированном от внешнего мира помещении>.


Дневник прапорщика
Андрея Владимирцева

11 февраля 1918 г., Екатеринбург

...Итак, новая жизнь - новый дневник! Боже мой, мне двадцать один
год, а я уже третий раз начинаю новую жизнь! И дневник этот - третий. Нет,
впрочем, четвертый, если считать тот, который я начал вести, когда
тринадцати лет от роду влюбился в бледную и худющую курсистку - одну из
немногих тогдашних пациенток отца. Кажется, у нее была чахотка, но я
считал, что нездоровый вид - это от преданности идее, и даже находил в ней
сходство с Софьей Перовской. Но, право, тот дневник не в счет, потому что
через неделю-другую мне стало лень описывать, что я чувствую в ее
присутствии. Попытка же сочинить стихи о моей страсти закончилась на
первых двух строчках:

Она вошла печально
И стала у окна...

Дальше нужно было искать рифмы, а в голове моей - все, что угодно,
кроме них. Но теперь, вспоминая ту странную девушку, я ловлю себя на
мысли, что, в самом деле, войдя в нашу тесную квартиру, она первым делом
подходила к окну и долгим взглядом смотрела на улицу. Что это было? Тяга
больного человека к чистому воздуху и солнечному свету или необходимость
проверить, не прячется ли за углом <опекающий> ее шпик? Впрочем, отец,
наверное, об этом не знал.
Вообще, мой отец - странный человек, добрый, умный, честный, но
странный. Какой-то на всю жизнь испуганный. Хотя, конечно, многое я могу
понять: он, как говорится, из кухаркиных детей, учился на медные деньги.
Иногда отец начинал развивать теорию о том, что несправедливость и неудача
суть движущие начала человеческой судьбы:
- А счастье - это, милостивый государь, тупик, летальный исход! Да-с!
Мать, когда начинались такие разговоры, обычно вздыхала и
отворачивалась: она не могла простить отцу, что он не удержался на
<доходном месте> врача Мытищинского вагоностроительного завода и
превратился в лекаря без практики. Точнее, почти без практики.
Когда я сейчас вспоминаю родительские разговоры и объяснения, то
слышу только фамилию Лабунский. Он был управляющим и, как теперь понимаю,
требовал, чтобы отец рабочим, получившим увечья в цехах, писал, будто они
во всем виноваты сами, а это значит, покалеченным можно не платить