"Чаша бессмертия" - читать интересную книгу автора (Уолмер Даниэл)

Глава третья

Утихомирил киммерийца и привел его в более-менее спокойное состояние лишь внушительный глиняный сосуд с вином, который вытащила из каких-то тайников Сэтлл.

— Пей, пей, сердитый гость, — ласково приговаривала она, пододвигая Конану вазу с фруктами. — Вино прогонит обиду и ярость из твоей души и наполнит дивным теплом твое тело. Пей! Отец не знает, что мы время от времени позволяем себе наслаждаться солнечным волшебством вина. Отчего-то он не выносит эту дивную веселую влагу. Нам с Иглл здорово бы досталось, узнай он о нашей тайне! Но ты ведь не выдашь нас, гость с Севера?.. Пей! Пей все, что там есть, до самого донышка!

Иглл, угрюмо сведя брови над ледяными глазами, молча счищала пальцами копоть со ступней своих ног. На сестру и Конана она не смотрела, всем видом своим выражая презрительное негодование.

— Но почем — разорви вас Нергал! — вы сразу не сказали мне, что вы близнецы?! — продолжал горячиться Конан, но уже больше для острастки, чем от настоящего гнева. — Отчего вы вздумали со мной играть?.. Я что, произвожу впечатление простоватого дурачка? Полуграмотного тупого дикаря?..

— Ты производишь впечатление могучего воина, не ведающего поражений ни в бою, ни в любви! — успокоила его Сэтлл. — Да, мы играли с тобой, но мы и представить не могли, что это нанесет тебе такую обиду. Ведь правда, Иглл? — повернулась она за поддержкой к сестре. — Разве хотели мы обидеть или унизить нашего славного гостя? Мы хотели только, чтобы ему было не скучно с нами. Разве не так?

— Только тупоголовые недоумки могут не понимать прелести подобных игр! — буркнула Иглл, не оборачиваясь. — Только дикари с мозгами, похожими на студень!.. Ты можешь себе представить, во сколько нам обойдется другой такой же ковер? И сколько времени мы будем разыскивать похожий оттенок?!..

Увидев, что Конан нахмурился, Сэтлл ласково провела ладонью по его щеке, отворачивая его взгляд от угрюмо-рассерженной сестры.

— Не сердись на нее, киммериец! Иглл порой бывает излишне резка, но это ненадолго. Скоро она обо всем забудет и расхохочется. Но пока она дуется, лучше ее не трогать.

— В этом мы с ней похожи, — усмехнулся киммериец, остывая.

— Давай, пока она не успокоилась и не развеселилась, я расскажу тебе нашу историю! — предложила Сэтлл. — Хочешь? Рассказ будет долгим, но спешить нам, по-моему, некуда. Не так ли? Когда ты узнаешь нашу историю, я надеюсь, исчезнут последние остатки твоего гнева и твоей обиды.

— Расскажи! — согласился Конан.

Он покончил с вином, приятно разгорячившим его тело и возвеселившим душу, и развалился на ковре, положив руки под голову и прикрыв веки. Из-под полуопущенных ресниц он наблюдал за Иглл, продолжавшей злиться, и Сэтлл, прилежно и серьезно приступившей к изложению их истории.

Внешне близнецы были точной копией друг друга. Но различать их оказалось совсем не трудно: разница характеров проявлялась в мимике, движениях, интонациях голоса. Да еще глаз — холодно-голубые, словно стальной клинок перед битвой, у Иглл и мягко искрящиеся у ее более женственной и кроткой сестрички.

— Должно быть, тебе известно, Конан, что наш отец и мы — пришлые в Зингаре. Мы родились и провели все наше детство в Аргосе. Сначала в маленьком селении у самой границы с Шемом, затем в столице. Отец был преуспевающим астрологом и гадателем, как и его отец, и его дед. Он был зажиточным и влиятельным человеком, заказчики, наслышанные о его умении, приезжали не только со всех уголков Аргоса, но и из Кофа, Шема и Аквилонии. Те времена, когда мы с Иглл появились на свет, были очень трудными для нашего государства. Аргос был обескровлен и почти разорен затяжной войной с Зингарой, значительно превосходящей численностью своих войск и кораблей и качеством вооружения.

Незадолго до нашего рождения король Мило издал суровый закон, предписывающий каждого второго ребенка в семье отдавать государству, лишь только последнему исполнится восемь лет. Если то был мальчик, его воспитывали умелым и хладнокровным воином, презиравшим смерть, и всю дальнейшую свою жизнь он проводил в сражениях, в которых, как правило, не было недостатка. Если же девочка… Девочек, если так можно выразиться, сортировали. Самым красивым давали хорошее воспитание, и, вырастая, они становились наложницами вельмож, и рыцарей, и самого короля. Некоторые, из очень знатных семей, могли стать и женами… Иных красавиц-сироток преподносили в дар чужеземным союзникам, в основном правителям Шема, Кофа и Стигии. Девочек же попроще ожидала более прозаическая судьба — как и мальчики, они шли в ненасытную глотку войны с Зингарой, становились прачками, маркитантками, сиделками, девушками для увеселения солдат… Отец наш был астрологом, и оттого он знал заранее, что у него родятся две дочери, родятся близнецы. Через восемь лет он должен был бы расстаться с одной из них, по своему выбору.

Но знал он также — ибо владел не только явным, доступным всем смертным знанием, что разлучать близнецов нельзя ни в коем случае. Если сами они пожелают расстаться, когда вырастут, — это другое дело. Но разлучать их насильно, разлучать в детстве — все равно, что ломать судьбу каждому из них. К тому же мы еще и не родились, еще только нежились в утробе матери, а отец наш уже любил нас больше всего на свете. Больше, чем наша мать, как это ни странно. Наша бедная мать умерла спустя три года после нашего рождения, и все эти годы она провела в тревоге и ужасе, ожидая сурового возмездия государства, чьи законы посмел нарушить отец. Это было тем страшнее, что вся страна была наводнена шпионами и осведомителями короля.

Скрыть что-нибудь от всевидящего ока правителя представлялось абсолютно невозможным. Но отец наш сумел. Он скрыл ото всех тот факт, что у него родилась двойня. Акушерка, принимавшая роды, получила большие деньги за свое молчание и в скором времени переселилась в другую страну. Второй человек — кормилица, также посвященная в страшную тайну, под страхом смерти не имела права выходить за пределы нашего особняка, даже на короткое время. Она также значительно повысила свое благосостояние за то время, что прожила с нами. Больше об этом не знал никто, даже самые верные слуги. Девочек было двое, но одна считалась дочерью кормилицы. А чтобы никто не догадался об истине, увидев наше поразительное сходство, ни один из слуг не допускался в детскую комнату, где резвились мы с сестрой. Гостям же и многочисленным родственникам показывали одного ребенка…

— Как правило, это была Сэтлл, — заметила Иглл, нарушив свое сердитое молчание и передвинувшись чуть поближе к веселому блеску свечей.

— Да, обычно гостям выносили меня, — кивнула Сэтлл. — Иглл ведь могла и, укусить за нос какую-нибудь сиятельную даму или вырвать клок бороды у вельможи, если он имел несчастье чем-то ей не понравиться… Чем старше мы становились, тем больше было с нами проблем. Ты, наверное, заметил, киммериец, что Иглл танцует, как разбуженная посреди зимы медведица. Это оттого, что она терпеть не могла уроки танцев, и почти все из них доставались мне. Я же, напротив, до сих пор толком не знаю, с какого бока садятся на лошадь. Скакать верхом, стрелять из лука, фехтовать — от всех этих воинских забав Иглл была без ума, и я охотно уступала ей уроки верховой езды и фехтования. Когда мы подросли еще больше и пришла пора вывозить нас за пределы дом — балы и прочие подобные развлечения доставались обычно мне. На охоту же или поглазеть на рыцарские турнир — отправлялась сестренка. Мы никогда не спорили и не ссорились по этому поводу.

— Вот уж неправда! — фыркнула Иглл. — Ну и память у тебя, сестричка! Помнишь, какие истерики ты мне закатывала, когда в столице объявлялся бродячий цирк или на рыночной площади давали представление актеры в живописных лохмотьях, с флейтами, барабанами и бубнами!..

— Да, — вздохнув, согласилась Сэтлл, — и цирк, и театр мы любили обе, и случалось, доходило даже до царапанья. Правда, скоро мы научились справляться и с этой проблемой: Иглл переодевалась мальчишкой, гримировала лицо, одевала рыжий парик и в таком виде прокрадывалась на представление. Она строила мне из толпы уморительные рожи и подмигивала, и я с трудом удерживалась, чтобы не расхохотаться, с трудом сохраняла на лице скучное выражение благовоспитанной барышни из хорошего дома…

— Умение переодеваться и гримировать лицо не раз выручало меня и позже, — заметила Иглл. — Когда хотелось выбраться за пределы надоевшего отцовского дома, понюхать вольного воздуха, наглотаться неожиданных и острых впечатлений. Сэтлл, примерная девочка, никогда не отваживалась на это.

— Неправда! — возразила Сэтлл. — Просто нас притягивали разные впечатления, и выбравшись из дома, я, как правило, устремлялась в другом направлении… Хотя, конечно, покидала стены дома я реже, чем сестра. Зато уже к шестнадцати годам я прочла все отцовские книги по магии, астрологии и тайнознанию! — В голосе Сэтлл зазвенела гордость. — Отец был вынужден разрешить мне зарываться в древние, пахнущие пылью столетий фолианты, ибо чем еще я могла заниматься в долгие периоды отшельничества?.. Ведь пока Иглл фехтовала, ездила на охоту или просто болтала с кем-нибудь в доме, я не могла и носа высунуть из своей тайной комнатки. И я погружалась в книги… Зато теперь отец называет меня своей правой рукой! Нередко я помогаю ему в составлении гороскопов, особенно если случай очень трудный, и он не может на меня нахвалиться!..

Иглл расхохоталась.

— А меня отец называет левой рукой, разве ты не знаешь?! Левая — та, что ближе к сердцу. Ближе к тайне, ближе к сути вещей… Я тоже читала древние книги отца. Один раз я неудачно упала с лошади и сломала ногу, другой раз серьезно поранилась, занимаясь фехтованием на незатупленных шпагах. Лежа в постели и выздоравливая, я читала, ибо чем еще было мне заниматься?.. Вышивать и плести кружево я терпеть не могла, в отличие от сестренки.

— Когда она лежала со сломанной ногой, я вынуждена была ковылять по всему дому на костылях! — рассмеялась Сэтлл. — Все родственники и домашние поражались, как быстро я выздоравливаю, как моментально срастаются мои кости!.. А Иглл все время ныла, что ей надоели книги, что она устала вдыхать пыль и разбирать заплесневелые закорючки…

— Да, я ныла и скучала! — согласилась Иглл. — Но зато, в отличие от тебя, мне не надо было вникать в эти полуистлевшие пергаменты, перечитывать их по несколько раз, чтобы понять, о чем идет речь. Мне хватало одного раза: я тут же понимала, вернее, вспоминала все. Потому и отцу работать со мной гораздо легче, и помогаю я ему больше и существенней… Но ты лучше расскажи о другом. Расскажи о мальчиках!

— Наш отец очень любил нас обеих, — продолжала Сэтлл, согласно кивнув сестре. — Любовь свою он проявлял во всем. Из-за горячей любви к нам порой он совершал поступки, которые могли бы показаться странными для отца двух молоденьких и хорошо образованных девушек. Но ему было глубоко безразлично чье-либо мнение! Всегда и во всем отец наш слушал и слушает лишь свое сердце, свой ум, свою вольную и горячую кровь. И мы уродились в него. В этом мы абсолютно такие же! Наверное, ты заметил, Конан, какое жалкое, почти нищее впечатление производит наш дом снаружи.

Киммериец кивнул.

— Это оттого, что нашему отцу глубоко наплевать на чье-либо мнение о доме, в котором он живет. Он не видит его снаружи, а что думают о его виде другие — отцу безразлично. Внутри же он постарался обставить его так, чтобы все вокруг радовало и услаждало душу. Не раз наши богатые заказчики поражались, в каком убогом — внешне — домишке проживает столь почтенный и знаменитый человек, но отец только отшучивался на это и смеялся… Так вот, любовь отца к нам толкала его порой на поступки, которые одобрил бы не всякий из наших родственников, если бы о них узнал. Однажды, вскоре после того как нам с Иглл исполнилось по шестнадцать лет, отец взял меня с собой на невольничий рынок. В этот день был большой завоз рабов из Кофа и Зингары… Отец сказал, что хочет прикупить парочку юных стражников для охраны нашего дома. Он предложил мне, чтобы я выбрала их по своему вкусу. — Щеки Сэтлл слегка порозовели, а глаза опустились долу. — И я выбрала двух, самых стройных и красивых из всех. Один из этих юношей, семнадцатилетний стигиец, вскоре стал моим первым учителем любви…

— Надо сказать, учителем он был никудышным! — вспомнила Иглл, усмехаясь. — Слишком юн и неопытен, хотя и красив, как статуэтка из темного дерева!.. Полгода спустя отец взял на невольничий рынок меня, и мой выбор был гораздо удачнее. Не соблазняясь на хорошеньких и юных, я выбрала тридцатилетнего, покрытого шрамами светловолосого воина, откуда-то с севера. Согласись, Сэтлл, это было совсем не то, что твой стигийский мальчик!..

Сэтлл согласно кивнула.

— Все это было очень приятно, забавно и весело, — сказала она. — До тех пор, пока меня не постигло несчастье привязаться к одному из наших любовников по-настоящему. Отец очень опасался, что кто-нибудь из них догадается, что нас двое. Ведь мы разные, и в постели разница наша не могла не проявляться особенно явно… Поэтому он держал их в доме от силы две-три луны, а затем перепродавал кому-нибудь, обычно за пределы Аргоса. Однажды я обнаружила, что пропал пылкий, темноволосый и ласковый юноша-шемит, которому удалось завладеть не только моим телом, но и сердцем. Это был большой удар для меня…

— Сестра устроила отцу бурную сцену с криками и слезами, — заметила Иглл. — Бедный отец оправдывался и тоже плакал. Он говорил, что если бы юноша догадался о тщательно скрываемом и проболтался, это тут же дошло бы до короля, сурового и мстительного. И отец бы погиб. А нас ждала бы судьба жалких наложниц аргосской знати… Мне тоже не слишком нравилось, что юноши часто менялись. Сердце мое было свободно и спокойно, но иные из них оказывались такими мастерами любви, что обидно было терять их и заменять другими, часто гораздо менее умелыми…

Поэтому я поддержала Сэтлл в ее негодовании. Под нашим общим напором отец сдался. Он принял решение продать дом с прилегающей к нему землей и всем имуществом и покинуть пределы Аргоса. На совместном совете решено было поселиться в Зингаре, под видом беженцев, попавших под королевскую опалу. У отца было немало заказчиков из числа зингарской знати, которые помогли бы ему в обустройстве на первых порах. Но жить в столице или большом городе отец больше не хотел. Он устал от суеты, светской мельтешни, толп тщеславных и пустоголовых гостей. Он не раз повторял, что заработал уже достаточно денег, обеспечил нам с сестрой безбедную жизнь до конца наших дней и теперь может позволить себе погрузиться с головой в оккультные изыскания, к чему настойчиво тянется его душа и неутомимый разум. Он предлагал купить нам с сестрой дом в Кордаве, но мы отказались. Нас тоже устраивала уединенная жизнь в глуши, расцвеченная редкими визитами заказчиков. Ибо чем больше мы с сестренкой находимся в обществе друг друга, тем более счастливо и наполнено наше существование.

Конан недоверчиво усмехнулся и перевел взгляд на Сэтлл. Та кивнула ему с серьезным видом.

— Да, Конан. Иглл не врет и не преувеличивает. По-настоящему нам с ней никто, кроме друг друга, не нужен… Теперь ты знаешь нашу историю, и тебе уже не должен казаться странным наш образ жизни и наши поступки.

— Нет, все-таки он представляется мне странным, — возразил киммериец. — Вы живете теперь вдали от Аргоса и короля Мило. Зачем же до сих пор разыгрывается все тот же спектакль? Почему вы по-прежнему выдаете себя за единственную дочь звездочета?

Сэтлл рассмеялась и шаловливо встряхнула короткими волосами.

— Во-первых, мы просто привыкли к этому за восемнадцать лет жизни в Аргосе! Во-вторых, как ты уже мог заметить, нам очень нравится играть. При всем различии моем и Иглл любовь к играм у нас общая. Такое положение, какое мы поддерживаем сейчас, дает возможность придумывать самые забавные, увлекательные и острые игры! Скажем, Иглл вбила себе в голову, что проживет дольше меня…

— Ненадолго, совсем ненадолго! — перебила ее сестра. — На несколько дней, от сил — на одну луну.

— Пусть так, на одну луну… Но она прямо-таки хмелеет от мысли, какой спектакль можно будет разыграть по поводу моей смерти! Ты представляешь, Конан? Меня хоронят, всю в белом, с бриллиантовым ожерельем на шее, с букетом роз на груди… А несколько дней спустя торжественно объявляется Игл — в том же самом наряде! Повергая всех, видящих это, в шок. Порождая на долгие годы вперед слухи о невероятном воскресении таинственной дочери звездочета…

Конан рассмеялся. Задумано и впрямь было здорово, ничего не скажешь. Хотя и непонятно зачем.

— А такая игра, как сегодня? — продолжала Сэтлл. — С тобой у нас получился полный конфуз, мы признаем это, но ведь сколько раз до тебя мы проделывали эту забаву с успехом!.. Раза два наши возлюбленные кавалеры с воем и вздыбленными на макушке волосами уносились прочь, и отец с тех пор их больше не видел… Один раз громадный шемит с бычьей шеей грохнулся в обморок, и нам пришлось обливать его водой, приводя в чувство, чуть ли не до рассвета!.. Но зато трое, — помнишь, Иглл? — ничуть не испугались, но даже обрадовались, и с каждым из них мы провели поистине упоительную ночь! Никто из них не обижался на нас и не хватался в ярости за подсвечник, как ты, киммериец!

— Пожалуй, я бы тоже обрадовался и провел с вами неплохую ночку, — честно ответил Конан и вздохнул, сожалея об упущенной прекрасной возможности. — Если б только вы не представили это как магию! Мало что в жизни приводит меня в такое бешенство, как магические штучки и выкрутасы. Врр! — Киммериец передернул плечами. — Несчетное число колдунов и черных магов переправил я в область Серых Равнин, и, клянусь Кромом, это всегда было трудным и омерзительным занятием!..

— Но ведь мы не знали! — вздохнула Сэтлл. — Мы ведь тоже люди и тоже иногда ошибаемся.

— И все-таки Майгус — старый чудак! — заявил Конан. — Вместо того, чтобы зарываться по уши в свои книги и гороскопы, ему следовало бы поискать вам хороших женихов. Стоит ему свистнуть, и отбоя не будет от самых знатных! Иначе вы доиграетесь до один Нергал знает чего — от безделья и скуки.

— О, это давняя мечта отца! — воскликнули Иглл и Сэтлл хором и хором же рассмеялись.

— Не спрашивал ли он тебя, Конан, о брате-близнеце? — поинтересовалась Иглл, отсмеявшись.

— Кажется, да. Спрашивал.

— Он задает этот вопрос всем мужчинам, бывающим в нашем доме. От пятнадцати лет до пятидесяти. Он очень давно и очень страстно мечтает выдать нас замуж. В мечтах и во сне он рисует гороскопы своим многочисленным внукам и распределяет между ними свое наследство… Но вот незадач — близнецов разлучать нельзя, невозможно. Он может выдать нас замуж лишь за таких же неразлучников. Мы живем здесь уже пять лет, но за это время не услышали ни об одном близнеце, во всяком случае, неженатом. Бедный наш отец совсем отчаялся.

— Я слышал, что в Зембабве правят два короля-близнеца, — сказал Конан. — Вам стоит только отправиться туда и стать королевами!

Сестры совершенно одинаково поморщились.

— Разумеется, мы тоже слышали о королях Зембабве! И еще о том, что у каждого из них пяток жен, с которыми обращаются немного получше, чем с рабынями, и немного похуже, чем с лошадьми. Хорошую же судьбу желаешь ты нам, наш добрый киммериец!

— Может быть, я немного туповат, — сказал Конан, — но никак не могу уяснить, почему — разорви меня Кром! — близнецам нельзя разлучаться?! Что случится такого страшного, если вы выйдете замуж и будете жить в нескольких днях пути друг от друга? Что, от этого поблекнет ваша красота? ослабеет ум?.. заболит головка?.. А, понимаю! Придет конец вашим очаровательным играм!

Иглл и Сэтлл переглянулись, словно спрашивая друг друга, стоит ли им открывать киммерийцу свою главную тайну. Иглл решительно кивнула.

— Взгляни-ка сюда! — велела она Конану.

Привстав с места, на котором сидела, она протянула вперед руку и занесла ее над одной из свечей. Язычок пламени коснулся середины ладони. В тот же миг Сэтлл громко охнула и затрясла рукой.

— Взгляни-ка сюда! — повторила Иглл, на этот раз протягивая ладонь киммерийцу.

Конан увидел вздувшийся пузырь ожога.

— А теперь взгляни на мою! — воскликнула Сэтлл. По ее сморщившемуся лицу текли обильные слезы.

Волдыря на ладони не было, но было сильное покраснение.

— Только мне при этом гораздо больнее! — всхлипнула Сэтлл.

— Зато когда тебя укусила змея прошлым летом, ты поправилась уже на третий день, меня же лихорадило чуть ли не пол-луны! — возразила Иглл.

— Зато когда ты в детстве сломала ногу и спокойненько отлеживалась потом в постели, мне приходилось ковылять по дому на костылях и при этом чувствовать, как горят мои бедные кости! А потом, когда ты все еще лежала, я уже танцевала на балах, и должна была не стонать и улыбаться своим кавалерам!..

— Зато ты…

— Хватит, хватит! — прервал их излияния киммериец. — Это, конечно, забавно, что вы мне показали. Не сомневаюсь, что вы и еще кое-что можете в этом роде. Скажем, читать мысли друг друга или причесывать друг другу волосы на расстоянии десяти шагов… Но все-таки отчего вам нельзя разлучаться? Выберите себе таких мужей, которые дадут вам обещание не бить вас, не ломать кости и не прижигать огнем, — только и всего!

— Он не понял ничего, Сэтлл.

— Не понял, Иглл!

— А вот так? Может быть, так будет понятней? — Иглл внезапно придвинулась к Конану, обняла его гибкими, горячими руками и впилась страстным поцелуем в губы.

Голова киммерийца закружилась, пальцы впились в плечи девушки…

После долгой и сладкой паузы в разговоре Иглл резко вывернулась из его рук и вернулась на прежнее место.

— Ну и что? — спросил Конан, отдышавшись.

— Ничего. Просто у нее, — Иглл кивнула на сестру, отчего-то порозовевшую, — голова сейчас кружилась больше, и сердце билось сильнее.

— И все-таки я не могу до конца понять… — упрямо забубнил в очередной раз киммериец.