"Яков Петрович Полонский. Стихотворения " - читать интересную книгу автора

Уже под конец жизни, объясняя в письме к Чехову, почему он печатался
"в разных "Иллюстрациях", Полонский пишет: "Наши большие литературные
органы любят, чтобы мы, писатели, сами просили их принять нас под свое
покровительство - и тогда только благоволят к нам, когда считают "ас
своими, а я всю свою жизнь был ничей, для того, чтобы принадлежать всем,
кому я понадоблюсь, а не кому-нибудь".
В критике по традиции еще порой говорят о социальной неполноценности,
ущербности Полонского. И собственные его признания в "лавировании" как
будто служат тому подтверждением. Между тем позиция Полонского,
оказавшегося "между лагерями", говорит лишь О своеобразии его облика и
органичности его пути: резко разошлись пути "гражданской" и "чистой"
поэзии, что было для Полонского вовсе неприемлемым. Его знаменитая
"Узница", скажем, которая обычно трактуется как "отражение политического
либерализма", - просто живая и непосредственная боль за "молодость в душной
тюрьме", продиктованная тем же чувством "участия", или "причастности",
которым проникнута вся его поэзия:

Что мне она! - не жена, не любовница,
И не родная мне дочь!
Так отчего ж ее доля проклятая
Спать не дает мне всю ночь!

Точно так же неверно считать изменой гражданским, идеалам, скажем, его
преклонение перед поэтическим миром Фета:

Там мириады звезд плывут без покрывала,
И те же соловьи рыдают и поют.

Само же "лавирование" в большой мере было вынужденным и внешним -
между влиятельными журналами, от которых зависит печатание.
...Лишь под самый конец жизни предстает Полонский в каноническом
облике "поэта-ветерана", признанного и почитаемого, окруженного молодежью,
а 50-летие творческой деятельности (1887) отмечается торжественно и
пышно,..
Говоря о трудностях поэтической судьбы Полонского, нельзя не вспомнить
и о драматизме его личной судьбы. В молодые годы, в хлопотах и беспокойстве
по поводу рождения первенца, Полонский упал с дрожек и получил серьезную
травму ноги, перенесенные им две мучительные операции не дали полного
выздоровления, и Полонский до конца дней был обречен на костыли, а в конце
концов почти на полную неподвижность.
Но самым страшным ударом была для него смерть его первой жены, горячо
им любимой. Елена Устюжская, дочь псаломщика русской церкви в Париже,
очаровала его сразу, и предложение он сделал очень скоро, почти сгоряча,
хотя его и беспокоила материальная неопределенность и неустроенность его
жизни. Красота и обаяние молоденькой жены Полонского (ей было 18 лет)
поражает его близких знакомых. Постепенно восхищение молодой, почти детской
прелестью переходит в удивление и восхищение характером. Елена сама кормит
и нянчит ребенка: ведь она была старшей в многодетной и небогатой семье, и
все ее младшие сестры и братья вынянчены ею. Однако больше всего,
рассказывает Штакеншнейдер, трогает привязанность молодой женщины к ее