"Яков Петрович Полонский. Стихотворения " - читать интересную книгу автора

многословную, вялую описательность.
Кто бы из современников ни отзывался о Полонском, - идет ли речь о его
личности или о стихах, - неизменно возникает чрезвычайно обаятельный
человеческий облик. В мнениях о нем царит полное единодушие. Некрасов
писал, что произведения Полонского "постоянно запечатлены колоритом
симпатичной и благородной личности". Д. Григорович свидетельствовал: "Я еще
в жизни не встречал человека с душой более чистой, детски наивной; сколько
подлостей прошло мимо него, он не замечал их и положительно не верил, что
есть зло на свете". А. Голенищев-Кутузов: "Весь он, так сказать, насквозь
был проникнут бесконечным добродушием, благожелательностью и юношеской,
почти наивной доверчивостью ко всем и всему, что его окружало". Е. А.
Штакеншнейдер [Елена Андреевна Штакеншнейдер - дочь петербургского
архитектора А. И. Шта-кеншнейдера. Ее "Дневник и записки" представляет
ценнейший документ как по количеству фактов, существенных для понимания
эпохи, так и по глубине и проникновенности их истолкования. Была многие
годы верным и преданным другом Я. П. Полонского, часто посещавшего дом
Штакеншнейдеров. Именно ей в первую очередь мы обязаны Тем, что живой облик
поэта сохранился для нас во всей своей полноте.]: "Полонский - редкой души
человек, думаю, что второго такого доброго, чистого, честного и нет".
Очевидно, благодаря этим свойствам своей личности Полонский в течение
своей жизни был в дружеских отношениях - от самой тесной дружбы до
искренней приязни - со всеми величайшими поэтами и прозаиками своего
времени: Тютчевым, Фетом, Достоевским, Толстым, Тургеневым.
О редкостной доброжелательности и мягкости Полонского можно судить и
по собственным его письмам, воспоминаниям и дневникам. Если ему, например,
надо высказать замечания по поводу стихов начинающих поэтов, то при
совершенной непоколебимости и твердости суждений он не забывает тут же, как
бы вскользь, добавить, что вот у него те же самые недостатки и на них ему
неоднократно указывал Фет, да и он Фету не спускал подобных же
погрешностей.
И сами стихи и его письма убедительно свидетельствуют о совершенной
открытости его - как человека и как поэта. Поэтому когда мы находим в них
отчаянные или шутливые жалобы на преследующую его судьбу, то сама их
простодушная искренность как бы служит залогом того, что эти обиды
исчерпывают "теневую" сторону его натуры, - все остальное в нем принадлежит
свету.
А главное - жалобы его так оправданны! Жизнь Полонского была полна и
душевных, и физических мучений, и самой элементарной борьбы за
существование.
В юности, когда он девятнадцатилетним наивным провинциалом приехал из
своей Рязани в Москву и поступил в Московский университет, только наличие
знатной бабушки (Е. Б. Воронцовой) спасало его от полной нищеты. Он считал
себя "богачом", если "у него в жилетном кармане заводился двугривенный".
Тратил он его в кондитерской, где можно было за чашкой кофе прочитывать
лучшие газеты и журналы, и в них, в числе прочих, пламенные, увлекавшие его
воображение статьи Белинского. После смерти бабушки начались скитания по
меблированным комнатам и грошовые уроки. Вскоре он поступает учителем
грамматики в семью князя Мещерского, а позднее, уже в 50-е годы, становится
гувернером в доме Смирновой-Россет. По письмам его видно, как мучительно
давались ему годы гувернер-ства и репетиторства. Но испытания в этом роде