"Георгий Полонский. Был у меня друг (Мемуары) " - читать интересную книгу автора

эти смурные, путаные, пиршественно-чумные 90-е годы приходится жить без
него. Без плеча, которое он мог подставить, если худо тебе, без какой-то
драгоценной ясности, какую он мог пролить на хаос твоих помыслов и дел...

* * *

На Ульриха Рихардовича Фохта нельзя было глядеть нейтрально: он у всех
должен был вызывать какое-то обостренное отношение к себе, эмоционально
окрашенное. Ты приходишь на лекцию, вынимаешь гроссбух для конспектов,
пытаешься выдать на-гора трезвую деловитость. Но если читает Фохт, - засунь
ее себе... вот именно, обратно в папку! Лучше извлекай из себя то, что
приготовил бы к началу спектакля в "Современнике"! К началу концерта
"Святослав Рихтер - Шопен, Лист, Рахманинов". Приготовься к тому, что у тебя
будет меняться температура: нет-нет, а подскочит! И такая же штука с
кровяным давлением, о котором ты думал, что оно только у старых бывает...
Дело в том, что на кафедре - страстный мужик. Полагающий, что дело
литературы - приводить в движение именно страсти. И мысль - путем подогрева
страстей. А бестемпераментно относиться к русской литературе способны разве
что евнухи! В смысле - невежды и бездари...
О Жуковском, Чаадаеве, Пушкине, Гоголе, Белинском и всех остальных он
приносил нам нечто воистину новенькое. Такое, что буквально не терпелось
выложить. Одно лишь притормаживало и кругами возвращало его вспять: чтобы
это новенькое оценилось по достоинству, требовались слушатели, неплохо
знающие старенькое, уверенно ориентирующиеся в эпохе и кое-каких феноменах
искусства вообще... Еретическая папироса, с которой он всегда входил в
аудиторию, потухла и работает теперь, как закладка. Он подрагивает весь, как
нетерпеливый конь, он прицеливается, он выбирает лица, для которых не жаль
саморастраты - и надо же, находит такие! И начинаются эти его петли назад.
Русский синтаксис, которым он владел, как музыкой, позволял ему еще и набеги
на искусительный, вкуснейший новый матерьялец - новый будто для всех, для
науки о литературе в целом! (Еще по поводу синтаксиса. Знакомо ли вам
чувство, что вы не вполне достойны такой роскошной фразы, с которой к вам
обращаются? Вот У. Р. мог "запузырить" такую и даже несколько таких...)
Но злодейство расписания, но скудость акадмического часа, но
неадекватность наших жалких реакций... Его схватка с этими противниками
составляла тайный сюжет лекции. Лаокоон и змеи! Он побеждал не всякий раз,
зато как он боролся, этот наш удивительный немец!
Каким образом он вообще достался нам, филфаку МОПИ? Почему не
Университету? Нечего играть в наив: такие, как Фохт, не нужны были МГУ в те
годы. Не лично ректору И.Г.Петровскому не нужны, а режиму, воцарившемуся
там. Олицетворял режим, насколько мне известно, глава парткома тов. Ягодкин.
Выдающийся был "гаситель разума" или, пользуясь словом Герцена, -
"умоотвод"! Ягодкин - и талантливая профессура? Немыслимо! Или декан
тамошнего филфака Р.М.Самарин - и наш Фохт?!
А как бы его слушали в Коммунистической аудитории на Моховой! Но
выиграли мы, а тех - обокрали... В перекурах Фохт всегда был со студентами:
в обществе некоторых коллег, в лучшем случае, скучал, в худшем - наживал
ишимию, от не находящей выхода ярости, или желудочную язву. Фохт был
свободен, в этом все дело. Про многих ли я мог бы это утверждать? Да я и про
себя не мог бы! Стоит только представить его в контакте с вышеозначенным