"Георгий Полонский. Медовый месяц Золушки (Сказочная повесть) " - читать интересную книгу автора

волшебное вмешательство в его жизнь - человек тут же расслабится, сложит
руки - и таких будут тысячи! Нет-нет, невозможны для этих двоих правдивые
сведения о себе, откровенность придавила бы их! И когда их вписывали в ту
книгу, Госпожа сказала: "Музыканты. Театральные музыканты из Фармазонии...".
Никто не проверял, так и записали.
Гостиница попалась им далеко не лучшая: раньше они останавливались в
номерах попросторнее и побогаче. Но оба они не придавали значения таким
пустякам: главное - чтобы постояльцев и шума от них было поменьше, чтобы не
мешали думать и мечтать, склоняясь над старинными волшебными книгами... И
еще - чтоб кровати были без клопов.
Надо заметить - никакое чародейство не помогало избавиться от этих
гнусных насекомых, - хоть смейся, хоть плачь! Целиком превратить
какой-нибудь грязный постоялый двор в первоклассную гостиницу Фее было так
же нетрудно, как стакан сельтерской выпить... Но, во-первых, у нее должны
были появиться высшие причины для таких действий. Высшие! - это не все хотят
и могут понять... А во-вторых, если на этом самом месте прежде водились
клопы, то и теперь они вползали, как будто говоря: пардон, но мы - сама
природа, господа, над ней ваши чары не властны... Впрочем, что это мы
разговорились о такой мерзопакости? По счастью, не было их в той мухляндской
гостинице, ни один пока не укусил, - и слава Богу, и давайте о более
интересных вещах.
Итак, Пухоперония осталась позади. Страна все-таки симпатичная. По
крайней мере, такой вспоминала ее Фея. И королевский двор ее отличался от
других более приятными нравами...
А уж какие только королевства, княжества и герцогства не старались изо
всех сил угодить и понравиться Фее после того, как узнавали о волшебном ее
могуществе! Просто из кожи вон лезли, чтобы произвести наилучшее
впечатление, чтоб выхлопотать, выпросить у нее ту или иную милость!
Фее казалось, что при пухоперонском дворе меньше негодяев, чем всюду. И
что Принц, которому они с Учеником отдали Золушку, - такого дара достоин.
Ровно ничего худого нельзя было сказать о Принце, не только сказать, но и
подумать мельком. Принц так искренно, так нерасчетливо был влюблен! Вообще
случай Золушки и Принца был как пример из учебника к Великому Закону,
согласно которому от любви хорошеет человек, изнутри и снаружи...
А сама Золушка? Если б даже и были у Феи какие-то сомнения насчет
Принца, - попробовала бы она помешать этой свадьбе! Видела Фея, видел и
чувствовал даже 13-летний Жан-Поль: преступление - не дать этим двоим
соединиться! Вместо девушки, которую они осчастливили, вновь была бы
оскорбленная, горькая сирота - как в те дни, когда над ней издевалась
мачеха. Нет, не так: от мачехи и от сводных сестер несправедливость, брань и
щипки с вывертом были чем- то уже привычным; а новая обида от Судьбы,
поманившей ее сперва любовью и счастьем, а потом обманувшей, была бы гораздо
злее, могла нестерпимой стать!... Рядом с этой возможной ее болью - много ли
стоила детская обида Жан-Поля? Это ведь выветрится из его ребячьего сердца!
Через неделю, ну через две он вовсе забудет про все пухоперонские страсти.
Ни пуха не останется от них, ни пера!... - думала Фея.
Как он убеждал тогда свою Госпожу? Не слишком толково; любой
адвокат-недоучка, даже заика, смог бы лучше. Просил только, канючил
по-детски: ну придумайте что-нибудь, чтоб не так скоро все это произошло!
Пусть это будет, если суждено, только попозже... ну хотя бы на двенадцать