"Виталий Семенович Поликарпов. Закат Америки " - читать интересную книгу автора

независимой Америки прибыло в Филадельфию с грузом исторических примеров и
воспоминаний, его функцией было именно освобождение своего творения от
действия законов истории. Как только отцы-основатели сделали свое дело,
история стала строиться на новой основе и на американских условиях. "В нашей
власти, - заявил в "Здравом смысле" Томас Пейн, - начать все сначала".
Эмерсон определил себя как вечного искателя без прошлого за спиной.
"Прошлое, - писал Мелвилл в "Белом бушлате", - мертво, и ему не суждено
воскреснуть; но Будущее наделено такой жизнью, что оно живо для нас даже в
предвкушении его".
Процесс самовлюбленного отказа от истории, активно комментировавшийся
иностранными путешественниками, был закреплен одновременным уходом - после
1815 г. - от участия в борьбе между державами Старого Света. Новая нация в
основном состояла из людей, оторвавшихся от своих исторических корней,
бежавших от них или враждебно относившихся к ним. Это также способствовало
отходу республики от установок и принципов светского толкования истории.
"Вероятно, ни одна другая цивилизованная нация, - было отмечено в
"Демокрэтик ревью" в 1842 г., - не порывала со своим прошлым так
основательно, как американская".
Однако по сравнению с XX в., прошлое столетие было пропитано
историческим духом. Сегодня, несмотря на все меры по сохранению исторических
памятников и многочисленные празднования юбилеев по рецептам шоу-бизнеса, мы
в основе своей стали, в том что касается интереса и познаний, народом без
истории. Бизнесмены согласны с Генри Фордом-ст., что история - это чепуха.
Молодежь больше не изучает историю. К ней поворачиваются спиной ученые, весь
энтузиазм которых сосредоточен на отрицающих историю бихевиористских
"науках". По мере ослабления исторического самосознания американцев в
образующийся вакуум хлынула мессианская надежда. А по мере либерализации
христианства, отходящего от таких основополагающих догматов, как первородный
грех, оказалось удалено еще одно препятствие, мешавшее вере в
благодетельность и совершенство нации. Идея эксперимента отступила перед
идеей судьбы как основы жизни нации.
Все это, конечно, было и спровоцировано, и закреплено фактами
использования национальной мощи в наше время. Все нации предаются фантазиям
о своем прирожденном превосходстве. Когда они, подобно испанцам в XVI в.,
французам в XVII в., англичанам в XVIII в., немцам, японцам, русским и
американцам в XX в., начинают действовать согласно своим фантазиям, процесс
этот имеет тенденцию превращать их в угрозу для других народов. Американцами
эта бредовая идея овладевала в течение того долгого времени, пока они не
принимали участия в делах реального мира. Когда же Америка вновь вышла на
мировую арену, ее подавляющая мощь закрепила в ее сознании это обманчивое
видение.
Таким образом, теория избранной нации, нации-спасительницы, стала почти
официальной верой. Хотя контртрадиция расцвела в полную силу, традиционный
подход не исчез вполне. Некоторые продолжали считать идею счастливого
царства совершенной мудрости и совершенной добродетели обманчивой грезой о
Золотом веке, при этом, вероятно, недоумевая, зачем Всевышний стал бы особо
выделять американцев... Так борьба между реализмом и мессианством, между
теориями эксперимента и судьбы продолжается до настоящего времени. Ни один
из современных нам критиков контртрадиции не произвел большего эффекта, чем
Райнольд Нибур, с его уничтожающей христианской полемикой, направленной