"Т.Поликарпова. Две березы на холме " - читать интересную книгу автора

так, будто разговаривали оживленно, а не молчали, и не было на свете никого
лучше их. Наконец папа сказал, все еще глядя на маму:
- А знаешь, я правда почувствовал себя счастливым, когда Гайша пожалела
Назиму.
- Я рада за них, - отозвалась мама тихо.
И я поняла: она рада за них еще и потому, что с ними работает папа.
Наконец мы отправились домой. Медленно и торжественно шагали возле
телеги, груженной мешками с картошкой.
И встречающиеся изредка женщины, ласково здороваясь с нами - с мамой и
папой, непременно оглядывались, разминувшись, и смотрели нам вслед. Они
смотрели нам вслед с каким-то совсем иным выражением, чем при встрече, с
каким-то напряженным любопытством, будто хотели что-то понять или вспомнить.
Так оглядывают чужака встречные на деревенской улице.
Я заметила это, случайно оглянувшись на одну из совхозных красавиц,
Амину Садыкову, работавшую в конторе. У нее было лицо как у Земфиры в
иллюстрациях к пушкинским поэмам. В черных спиральных кудрях, обрамлявших
удивительно белое, со впалыми щеками лицо, и темные, огромные глаза без
блеска, - сказочное, прекрасное лицо. Только фигура ее портила: спина у нее
была очень длинная, а ноги коротковатые и кривоватые. Меня как-то болезненно
задевало это несоответствие; каждый раз, встречаясь с ней, я надеялась, что
это не так, что мне только кажется. И я оборачивалась, чтоб взглянуть на нее
еще раз. А сейчас я увидела: она стоит и смотрит нам вслед с этим вот
страшным напряжением в прекрасном лице.
И еще раз я оглянулась случайно, чтоб помахать рукой почтальону тетке
Анне, которая разминулась с нами, возвращаясь домой с пустой уже, худой
своей сумкой. Лицо у нее было ясное, покойное. Знать, сегодня не было
похоронок. Но, оглянувшись на нее, я опять увидела на ее лице это же
усилие - понять, - что и на лице Амины.
А после я уже на каждую смотрела. И возле дома, дернув папу за руку,
чтоб он отстал от мамы, спросила все-таки его:
- Почему они все так смотрят?
Папа ни разу не оглядывался, но словно знал заранее, о чем я. И
ответил, не глядя мне в лицо:
- Вспоминают, как было до войны...
Я поняла его сразу. И досадовала на себя за то, что спросила... Сама бы
могла догадаться. И больно стало моему сердцу. И отчего-то стыдно, и папу
жалко, - я вдруг остро поняла, что он чувствует себя виноватым. Он вернулся,
а их мужья - нет. И может, не вернутся.
И что ж поделаешь, куда денешься, если все равно они одни, а мы идем
втроем: мама, папа и дочка. Так было у всех до войны. Как просто. Прямо
обыкновенно. А стало как чудо какое-то. Это ведь просто чудо, что наш папа с
нами. И чудо, что он не погиб, когда был ранен. У папы и сейчас бывают
страшные боли в желудке, тогда лицо его делается изжелта-серым, а губы
вытягиваются в ниточку. Есть он может совсем помаленьку, а иногда его рвет.
И все-таки он с нами!

Мама прямо из сил выбивалась, чтобы как-то получше кормить его. Да и
нас всех. Время от времени она после работы хватала какую-нибудь вещь -
платье свое, шаль или просто кусок ткани, пока не кончились эти довоенные
ткани, и бежала в соседние деревни или к кому-нибудь в нашем же совхозе, кто