"Т.Поликарпова. Две березы на холме " - читать интересную книгу автора

Мне стало так смешно, что я прямо закатилась от смеха, даже присела. И
все стали смеяться уже надо мной.
Но ребята шага не останавливали. И я догоняла их. В душе поудивлялась
над собой: как я могу сейчас смеяться? Ведь я больше всех хочу домой, я
точно это знаю, просто потому, что невозможно хотеть больше, чем я, - и вот
смеюсь, да еще и остановилась! А они идут... Мы идем. Я иду.
- Ты идешь? - толкаю я плечом Шурку. Она смотрит на меня, как на
дурочку. Но я не даю ей слова сказать. - Она идет? - показываю глазами на
Веру. - Он идет? - киваю на Энгельку.
- Ты че, сдурела? - орет наконец Шурка.
Вера, улыбаясь, как всегда, таинственно оглядывается на нас.
Только Лена хохочет, она поняла меня.
- Это она спряжение повторяет! Глаголы!
- Эх, Шурочка-каурочка, пристежечка моя! - стала я приговаривать в такт
шагам, подражая частушкам. - Ходили мы, гуляли мы в далекие края!
И Шура не рассердилась на "каурочку" и "пристежечку", потому что я
напомнила ей, как мы давным-давно, до войны, когда были еще маленькие - я
после второго класса, а Шура после третьего, - тайком ушли из дома, "в
экспедицию", как мы говорили, за полезными ископаемыми. Решили уйти далеко,
а дошли вот до этих самых Пеньков. Пришли мы туда просто потому, что не
знали, в какую сторону податься, а в Пеньках жила Шуркина бабушка. Как идти,
Шура и сама не знала, только помнила, в какой стороне. Дорога сама нас
привела.
- Вот и Куриный овраг. Видишь? - спросила Шура.
- Ага, он, Куриный!
- Почему Куриный? Название, что ли? - спросил Энгелька.
- Это мы сами его так назвали. Вот погоди, его пройдем, покажем тебе
другой, тогда поймешь, почему этот Куриный.
- Маленький он, вот и куриный, - догадался Энгельс.
- Ага! Мы тогда тот, большой, миновали, дошли до этого. - "Ну, -
говорим, - этот и курица вброд перейдет!" Вот и назвали - Куриный!
- Погодите, весна настанет, - пообещала Лена. - Начнется половодье, он
вам покажет "куриный". Верхом на лошади не переберешься.
Мы примолкли, внимательней присматриваясь к месту. Совсем мелкая
ложбинка этот Куриный. Словно великан приложил здесь палец к земле и слегка
прижал. Осталась длинная вмятина от пальца. И поля перекосило этим
великанским следом, наклонило к ложбинке с обеих ее сторон. Я оглянулась:
поле от Пеньков до Куриного плавно круглилось, словно поверхность глобуса.
Так что весной добрая половина снегов со всего поля водой стекала сюда.
А.было отсюда до Пеньков километра четыре. Да и с той стороны от близкого
уже леса сюда шел уклон, сюда должны были сбегать снеговые ручьи.
- Вот тебе и Куриный! - съязвил Энгелька, перехватив мой взгляд.
- А вот и Куриный! Что, слоновий он тебе, что ли, или коровий?
Чувствовала я, что не то говорю. Не то ведь было главное, как мы
назвали овражек. Главное - то, что имя само по себе родилось, не искали мы
его. А есть имя - есть память. Так ведь? Вот будешь ты, Энгелька,
рассказывать нам: "Дошел я тогда до оврага... Ну, того, который на том
последнем поле перед Пеньками". Вот сколько надо сказать. А только скажешь:
"Дошел я до Куриного" - и все ясно. И все видно: и где поле, и какой вид во
все стороны: вон лес впереди, а налево от него, за глубоким оврагом, на