"Борис Полевой. На диком бреге" - читать интересную книгу автора

жаловался он, забежав в капитанскую каюту. - Давненько таких бестолковых
рейсов не было.
Капитан Алексей Раков - пожилой, грузный человек с массивным, слегка
побитым крупными оспинами лицом, - сменившись с вахты, сидел за столом без
кителя, в нательной рубахе, и пил чай, цедя кипяток из электрического
самоварчика.
- Молодежь... Любопытные, это хорошо... А Онь - река! Где такую
увидишь! - И, дуя в блюдце, продолжал, не глядя на помощника: - Им тут жить.
Однако следите, верно б судно не опрокинули... Овцы!
И в самом деле, пейзажи, что с каждым поворотом реки открывались и по
левому, гористому, и по правому, пойменному, берегам, поражали людей, откуда
бы они ни приехали в эти просторные и еще малообжитые края, своей
необычностью, девственной яркостью красок, величавостью природы.
Могучая Онь то разливалась широким, тихим зеркалом, точно отражавшим в
опрокинутом виде и зелень полей, и пестроту тронутых осенью прибрежных
лесов, и мягкую голубизну небес, то делилась на протоки, проползавшие меж
курчавых пологих островов, то, вновь слившись в единое русло, убыстряла бег
своих вод, подергивалась рябью, становилась нервной, беспокойной, а потом,
вырвавшись на простор, раздвигала берега и, удовлетворенная, опять поражала
четкостью отражений и теплотой красок.
Да и берега ее были необычны, непривычны глазу новичка. Грудью
надвигалась на реку могучая тайга - лиственные леса, пронзенные сизыми
копьями елей. Нависали над водой бурые слоистые базальтовые скалы, возле
которых, как комары в погожий день, стаями толклись стрижи. А потом вдруг за
каким-то незаметным поворотом все мгновенно менялось и открывались зеленые,
сочные луга.
И жизнь реки была необычна: берега пустынны. Лишь изредка - слева, на
крутоярье, или справа, за простором заливной поймы, - виднелись или
угадывались большие села, присутствие которых с воды можно было определить
по многочисленным причалам для лодок и катеров да по путанице троп и дорог,
сбегавших к берегу. Но вот, вслед за пустоплесьем, среди первозданной,
казалось бы, природы, как-то сразу возник молодой город. У его пристани
"Ермак" задержался больше чем на час. Город этот не значился на карте. На
спасательных кругах, висевших вдоль поручней дебаркадера, так и написано
было: "Пристань". Но пока краны выбирали из пароходного трюма какие-то тюки,
ящики, кое-кто из молодых пассажиров, несмотря на ночное время, все-таки
успел выбежать на берег. Они вернулись пораженные:
- Ребята, троллейбус, ртутные лампы!.. Это же московский Юго-Запад,
честное пионерское!.. Как его сюда занесло?
Но обильные огни безымянного города скрылись за поворотом, и вновь с
обоих берегов надвинулась темь пустоплесья, лишь изредка пронзенная огоньком
бакена да чуть разжиженная голубоватым мерцанием спелых осенних звезд.
Пассажиры стали было расходиться. Но вдруг кто-то закричал: "Глядите,
глядите!" За кормою, на горизонте, возникла цепочка быстро приближавшихся
огней. Разнесся резкий, требовательный гудок, на который старый "Ермак"
отозвался сиплым, надсадным ревом. Огни надвигались, забирали в сторону, и,
обгоняя ветерана оньских вод, справа проплыло самолетоподобное судно,
ослепив всех, кто находился на палубе, голубоватым светом. Оно обдало лицо
прохладной водяной пылью и вот уже скрылось за поворотом, резко и
требовательно сигналя кому-то впереди.