"Владимир Покровский. Роща на вершине холма" - читать интересную книгу автора

виду они так же невзрачны, как этот Адам, и также жалки. Все у Адама серо,
все блекло, все прежде времени постарело, он тонет в собственных комплексах,
в собственных бедах, выдуманных и реальных, это же с первого взгляда
понятно, он - тьфу против Рэггера, но от него, как и ото всех подобных ему,
постоянно исходит этакая аура превосходства.
Адам раздражен. Вот уже больше часа он сидит в неудобной позе на самом
краешке скамейки, влажной от утреннего дождя. Зад мокрый, тело промерзло -
все на свете нехорошо. У скамейки, вдобавок, не хватает одной планки, а
поблизости негде больше присесть, и это тоже раздражает ужасно. Но особенно
раздражает манера Рэггера вдалбливать самые элементарные вещи
наиобстоятельнейшим тоном. Не вяжется педантизм с его
начальственно-панибратским видом.
" Что тут запоминать, - говорит Адам. - Если насчет бумаг, то здесь и
запоминать нечего - все готово. А остальное... там тоже предельно просто.
Захожу в туалет перед конференц-залом... крайняя слева кабинка... дверь
открывать так, чтобы охранник не заглянул, оттуда в пролом и идти за
человеком, которого встречу. Все настолько просто, что даже подозрительно.
Ведь у вашего начальства наверняка будут неприятности. Уж слишком нагло.
Выкрадывать специалиста прямо на собственной территории - это, знаете ли...
Агава таких вещей не оставляет. Шум будет.
Рэггер улыбается.
" Это уж наша игра. Вы даже представить себе не можете, на сколько
ходов вперед здесь продумано.
" Послушайте, - умоляющим тоном произносит Адам, - мне до ваших игр
дела нет. И играть я в них не хочу.
Рэггер жестко прищуривает глаза.
" Что-то вы, любезный мой, крутите. Раз уж вы согласились уйти из
Агавы, то играть придется.
Спортсмены, пыхтя, бегут обратно. Разговор обрывается. Адаму опять
стало холодно. Серо все, серо вокруг. Вот опять они остались одни, но Адам
молчит, крутит в руках какую-то истершуюся в кармане бумажку, и Рэггер тоже
молчит, они друг на друга не смотрят, и еще эта скамейка ужасная, так
хочется встать, только почему-то нельзя.
" Да, конечно, я понимаю, - криво улыбаясь, говорит, наконец, Адам. -
Чего со мной чикаться? Кто я, собственно, такой? Перебежчик. Предатель. Все
правильно. Так оно и есть.
" Ну, вот, опять вы за свое, - Рэггер всем своим видом показывает, до
чего ему все это надоело и как ему неприятны подобные настроения. Втайне он
рад. Сколько ни кичись своим превосходством, а настоящее твое место - вот
оно. Грязь, унижение, серость, муки ничтожества - все твое, как тому и
положено быть. Рэггер сокрушенно качает головой. Он само сочувствие.
- Вы никого и ни в чем не предаете. Вы осуществляете свое право, право
любого человека самому выбирать себе жизнь. Это вас, наоборот, предали. Вас
поставили в такие условия, при которых вы отдаете все, что можете, и еще
сверх того, а взамен получаете скудные подачки, которые и глупцу не скрасят
такого, как у вас, бесперспективного прозябания. За вас решают, как вам
жить, только потому, что вы родились в Агаве. Но ведь вы в этом не виноваты.
Адам мотает головой так, словно у него болят зубы.
- Ах, да вы ничего не поняли! Вы что думаете, я бросаю Институт, где
родился, где двадцать семь лет прожил, где добился того, чего немногие