"Владимир Покровский. Баррак" - читать интересную книгу автора

неподвижно, не дыша даже, он осторожно, словно от этого зависела чья-то
жизнь, проделал необходимые манипуляции, то есть отыскал за ушами пластины
контактов, нажал на них и отвел назад, снизу верх, к затылку; после чего
прижал к шлему ладони, забранные черными губчатыми перчатками, чуть покачал
его из стороны в сторону и снял с головы - будто снял голову.
Перепад давлений между воздухом в шлеме и атмосферой Парижа-Сто
невелик, да и будь он даже велик, все равно из-за ветра ничего не услышать,
но Мэллару отчетливо послышалось, как из костюма со змеиным свистом вырвался
излишек земного воздуха, как Пилот на мгновение замер в привычном, почти
неощущаемом испуге. Далее шлем полагалось бы закрепить на специальной
подставке сверху одежного шкафчика - там есть такие четыре металлических
бляшки, которые намертво прихватывают шлем, если его правильно установить
(за долгие годы космических мытарств Мэллар так и не удосужился узнать
принцип действия этих бляшек, всегда подмывало спросить, да как-то все не ко
времени было спрашивать, а теперь и вообще не придется, хотя есть у кого и
есть когда. Нет, не придется, пожалуй). Но подставка осталась в грузовозе,
не будет же он тащить в Баррак свой одежный шкафчик, поэтому Пилот просто
замер со шлемом в правой руке и осторожно вдохнул первый глоток
стопарижского воздуха.
А Мэллар облегченно выдохнул.
Волосы у Пилота были пострижены коротко, почти налысо, и ветер их не
трепал; от этого его голова выглядела чрезвычайно аккуратной. По отношению
ко всему остальному телу, мощь которого подчеркивалась и преувеличивалась
габаритами "полного" костюма, голова Пилота была маленькой и чужой. Пожалуй,
даже неживой казалась она, словно не "полный" костюм со сверкающим шлемом в
руке был для нее защитой и маской, а наоборот, сама эта голова, с моргающими
глазами и закушенной нижней губой, была мертвой внутренней маской
энергичного, полного жизни костюма полной атмосферной защиты, маской,
которую он попытался укрыть под своей непереносимой реальностью, - словно
именно он, этот костюм, а не находящийся в нем Пилот, был обозначен
маленькой молнией на плече, или, говоря языком Мэллара, принимая систему
взглядов, знаков и ощущений Мэллара, "нес в себе молнию".
- Индекс девяносто семь, - сказал Пилот тонким голосом, совсем не тем,
каким говорил его костюм.
- Ну, во-первых, девяносто шесть и одна, а во-вторых... - начал Мэллар,
но Пилот его перебил (он постепенно брал верх над своим костюмом):
- Девяносто семь. Точно. Ты понимаешь, что это значит? Понимаешь, что
при таком уровне просто не может быть никаких "во-вторых"?
Очень хотелось Мэллару сказать, что да, конечно, он понимает, но
плевать ему на все эти индексы потребностей какой-то там далекой Земли и
вообще всей Метрополии, когда рядом твои умирающие друзья (вот бы пересохло
в горле при этих словах!), пусть все они разные, пусть и не так хороши, как
того требует кодекс морали и чести и черт его знает там чего еще такого же
благородного, когда им ужасно плохо, и единственное, что ты можешь для них
сделать - это наплевать на все индексы, все потребности... но тот же самый
кодекс морали и чести запрещал ему говорить прямо, нужно было к этому
индексу отнестись с пиететом. И поэтому Мэллар промолчал, только еще сильнее
сузил глаза, словно его кто-то больно ударил. Еще Мэллару хотелось в который
раз сказать этому дурню-Пилоту, что они не доживут до спасательного катера,
слишком долго ждать. Да и чего говорить - Пилот знал. Но больше всего Мэллар