"Владимир Покровский. Баррак" - читать интересную книгу автора

самым, как тебе известно, надежным и безопасным. Ну вот ты сам скажи, какова
надежность пройти обратным путем?
- Девяносто девять и девятьсот девяносто семь сотых процента. Но три
сотых-то остаются!
- Ну ты же мудр, Симфотакис! Ты же понимаешь, что значит риск в три
сотых процента.
- Риск действительно невелик, - соглашался Симфотакис, - а ты обо мне
подумал?
- Чего-чего?
- Вот в этом вы все, люди. Чего-чего. У меня, между прочим, тоже
кой-какие права имеются. Я, между прочим, тоже существо, а не думающая
субстанция. И катер этот - мое тело. От меня неотъемлемое.
- Почему это неотъемлемое, - убеждающе возмутился Пилот. - Еще как
отъемлемое. Тебе всего-то и надо сварганить себе какие-нибудь временные
ходули, ведь ты же понимаешь, что если ты в катере останешься, все больные
не вместятся и тогда смысл теряется.
- Смысл у тебя, как я замечаю, давно уже потерялся, - сказал Такис. -
Вот уж от кого не ожидал. Да еще при индексе девяносто семь.
- Ладно тебе, - насупился Пилот. - В конце концов, кто здесь советник,
а кто начальник? Случайно не знаешь?
- Как не знать? - оскорбился Симфотакис. - Только без тебя эта штука
прекрасно полетит, а вот без меня...
- Да ведь и без тебя полетит тоже! Главное, обратный путь ей задать.
Реверс!
- Реверс, - пробурчал Такис, и на том они закончили разговор.

Пришел вечер.
- Ну вот, - сказал Мэллар. - Вот и все. Конец. Пора начинать.
Пилот в знак возмущения плотно сжал веки и завел глаза к надбровным
дугам, да так, что стало больно (ах, да, я же еще и болен, - подумал при
этом он).
Тела были уложены на летающие тележки. Пилот и Мэллар суетливо уложили
их туда, не слишком аккуратно, из-под разноцветных простыней свисала книзу
то рука, то нога с жутко выросшими ногтями, то страшно напряженная голова.
После того, как больным купировали дыхание, они обмякли, словно болезнь,
съедавшая их, ушла никуда, в космос.
Жуток был Ченджи, грозящий небу новоприобретенной колючей, неухоженной
бородкой и оскалом желтых зубов, не смешон Ивановиу Маттиасс Эгнули, томный
бандит, всю жизнь искавший себе места в этой Вселенной и теперь грозно
застывший каждой черточкой своего лица при безвольном теле; а русский этот,
со сложным именем бао Лень Жо, ничего из себя не представляющий, но
о-о-очень мудрый, сука, с первого взгляда видно, распялил под простыней рот
и брови свел страдальчески, будто дамский шлягер поет, из новых, беспокоящих
звездный нерв, которого, может быть, и нет в принципе; тихо и беспрекословно
прятался под простынями когда-то горячечный Ностраган, потеряв дыхание, он
удивительно потерял в объеме.
С каждым Мэллар прощался отдельно, и попрощавшись, сам подавал команду
на отключение, то есть на купирование дыхания, всякий раз при этом
неодобрительно поваживал головой и бросал быстрый взгляд на Пилота, который
натянул на себя маску безучастности, да так в ней и оставался. Это было