"Евгений Покровский. Тот, кто стоит за спиной " - читать интересную книгу автора

силы покинули Половцева: плача, он опустился в траву.
- Это ничего, - говорил Половцев, пряча глаза от виноватого сержанта,
первым бросившегося на спасение прозаика. - Тепловой удар.
- Не признал, товарищ писатель, - твердил бледный сержант извиняющимся
тоном. - Виноват. Простите, пуговку у вас на рубашке оторвал.
- Пуговку, это я сам! - в ужасе вскричал Половцев, боясь что
милицейский лейтенант и какой-то третий секретарь, подлетевшие к сидящему на
траве Половцеву, тут же разжалуют бедного сержанта.
Половцева бережно подвели к помосту и помогли на него взобраться.
- Вам уже лучше, товарищ писатель? - спросил его третий секретарь с
горящими углями черных цыганских глаз.
- Гораздо лучше.
- Может быть, вам достать панаму? - спросил секретарь и, не дав
ответить вновь побагровевшему до корней волос Половцеву, обратился в
народ. - Товарищи, кто может дать товарищу писателю свой головной убор?
Солнце, товарищи, не хочет щадить даже нашу родную литературу!
Половцеву опять захотелось умереть, потому что сотни кепок, панам и
картузов поплыли к помосту. Здесь были даже треуголки, сделанные из "Труда"
и "Известий". (Делать треуголку из "Правды" отваживались немногие
"хулиганы"!)
- Возьмите, товарищ прозаик! - сказал третий секретарь, передавая
Половцеву ворох головных уборов. - Теперь у вас не будет болеть голова, - и
он сам надел ему на голову парусиновый картуз, под дружные аплодисменты
публики.
Половцев оглянулся на коллег по перу. Одни смотрели на него с
недоумением, другие - с нескрываемой насмешкой, третьи - с презрением.
- Солнце! - сказал красный, словно первомайское полотно, Половцев
коллегам с некоторым вызовом, указывая пальцем в небо.
- Да, солнце, но вы-то здесь при чем? - прошипел сосед - публицист с
портфелем, в котором бедной сироткой лежала пустая бутылка из-под
портвейна. - Перестаньте валять дурака, миленький. Клапана горят, с утра во
рту ни росинки не было! А вы хотите уморить нас в этом пекле! Нас ведь уже в
ресторане ждут!
Как ни странно, но эти неприятные слова соседа подействовали на
Половцева успокаивающе, и он тут же передумал топиться, хотя и собирался это
сделать, как только "высокое собрание" переключится с его жалкой личности на
сеяние "разумного, доброго, вечного". Алкаш-публицист с пустой бутылкой
из-под портвейна в портфеле вернул его к жизни.
Публика принимала Половцева очень даже тепло. Ему хлопали больше всех,
и может быть, потому, что он остался в живых, а не умер у всех на глазах от
мучительного стыда и немилосердного солнца...
В ресторане, уже выпив по первой, об инциденте с Половцевым забыли все,
включая его самого. А самому Половцеву жизнь вдруг показалась совсем не
такой жестокой и насмешливой.
Ресторан-стекляшка, качаясь на волнах бравого хмельного веселья,
набирал крейсерскую скорость общения инженеров человеческих душ с этими
самыми душами в лице секретарей и ответственных работников области, совсем
случайно заглянувших на огонек.
Он встал из-за стола и никем не замеченный покинул буйное писательское
застолье.