"Радий Погодин. Рассказы о Ваське Егорове" - читать интересную книгу автора

ней потихоньку перетащил, в основном одежду.
- С богом, Афоня. Наша с тобой жизнь - грех, если мне черт привиделся.
- Настька, одумайся! - кричал Афанасий Никанорович. - Я тебя, дуру,
люблю. И никто тебя так не полюбит. А черта мы с Васькой нарисовали для
психологии, чтобы дальнейшую борьбу повести с твоею серостью. Васька, неси
черта!
Васька полез под шкаф - черта там, естественно, не было: Васька тем
чертом уже девчонок пугал и других слабонервных, подводил их к сараю старухи
Полонской-Решке, бывшей гадалки. Иногда вместо черта появлялся перед
щелястой дверью заспанный Петр Мистик, гадалкин сын, с бледным, как луна в
дождь, лицом, взрослый мужик, контуженный в империалистическую войну. Много
больных и контуженых толклось в городе с империалистической и с гражданской,
после голодного тифа в Поволжье, после пожаров и недородов, ящура и дурного
глаза.
Сейчас старуха Полонская-Решке в компании с отставной смешливой
монахиней Леокадией стегала на продажу ватные одеяла.
- Пропал черт, - сказал Васька. - Нет черта. Афанасий Никанорович взял
чемодан и пошел к дверям.
- Ладно, Анастасия! Но знай, если со мной что случится, ты виноватая
будешь. Не простят тебе святые угодники такого коварства. Ой, Анастасия, я
все наперед и насквозь вижу. - И он ушел пятясь, как будто уже видел за
спиной Анастасии Ивановны черный сатанинский огонь.
А она, напротив, после его ухода была светлая, тихая и ласковая. Ваську
называла "слад ты мой", кормила яблочным пирогом и расспрашивала, как же это
они черта смастерили.
Однажды, спустя примерно месяц, придя из школы, Васька застал в кухне
Афанасия Никаноровича в желтых перчатках и бежевом пушистом шарфе.
- Ключи-то у меня остались. Не отобрала, - сказал Афанасий
Никанорович. - Сижу, тебя жду. Будем Настьке наказание делать.
- Я не буду, - сказал Васька. - Хорошая тетка.
- В том-то и дело, что хорошая, была бы плохая, я бы ее, заразу,
отринул бы, у меня баб от Стрельны до Сингапура, а то-то и оно, что хорошая,
замечательная даже - потому ее жаль. Ей без меня жизни нет. Будем ей делать
внушение. Будем ей стенающего покойника показывать, чтобы она меня обратно
пустила. Как думаешь - дрогнет? Не дрогнет - в море уйду. Засушила меня
суша.
- Зачем вас пускать, у вас своя комната есть, - сказал Васька.
- Пускать в смысле любви.
- А без меня не можете этого стенающего покойника наладить?
- Как же без тебя? Ты же должен мыть ноги. И еще одного надо
ассистента, на язык крепкого и непугливого. - Афанасий Никанорович поднял
крышку с кастрюли со щами, начерпал в тарелку, не разогревая, со дна -
погуще и принялся хлебать. - Когда я здесь утвержусь, мы с тобой по
малярному делу зарабатывать будем по вечерам - надо и твоей мамке помочь.
Думаешь, ей, сердечной, легко тебя, лоботряса, тянуть? - говорил он с
набитым ртом. - Ты вон сколько ешь - по кастрюле щей в день. И каждый раз с
говядиной.
Васька понимал, что говорит Афанасий Никанорович про малярный заработок
для заманивания его в сомнительное дело, но он уже был согласен, потому что
помощник требовался смелый и на язык крепкий - значит, дело рискованное.