"Радий Погодин. Приближение к радости" - читать интересную книгу автора

Ра - зрелый бог - радий. От него происходят высокие смыслы: разум,
радость, радуга, раб. "Раб" - слово вовсе не низкое. Скорее всего - угодный
богу, плодовитый, мощный. И работа - слово красивое. И рабенки. Но что
угодно богу солнечному, не угодно богам завистливым - Зевсам и прочим
тунеядцам. И "раб многомощный" превратился в "смерда". Когда общество людей
перешло к рабовладению, тогда и переосмыслилось слово "раб" - из высокой
категории свободного почитаемого труда в категорию подневольной и неумытой
рабсилы.
Ру - старый бог - умирающий. От него происходят слова: рухнуть, руина,
рухлядь и, наконец, - труп, труба... Спрашивается, почему русичи молились
именно этому богу? Очень просто - они умоляли его подняться утром в образе
прекрасного Ро. - Степа с треском почесал голову. Он никогда еще не говорил
так горячо и так долго. - Собственно, и самоназвания многих древнейших
народов и племенных союзов Средиземноморья: росены, рутены, расы -
происходят от обряда, от того, какому богу молились жрецы их племен. А
"сен", как и сейчас, - сын. Дети солнечного жреца: Роса, Раса или Руса...
Я думаю, у славян солнечная троица имела такие имена:
Ро - Род и Роженицы.
Ра - Радость.
Ру - Руян. Остров Руяна его дом. Сейчас остров Рюген в Балтийском море.
Туда он уходил. Там под землей в пещере творилось волшебное действо его
возрождения. Солнечная кузница. Там варилось золото и самоцветные камни. Там
рождались русалки... Кстати, "круг" - движение к Ру - солнцеход.
Я слушал Степу, но смотрел на Люстру. У Люстры из-под очков текли
слезы.
И может, ничего не случилось бы, не коснись Степа драматургии смыслов,
в чем Люстра, безусловно, усмотрел издевку.
- Кстати, о твоей этой драматургии, - сказал Степа. - Одна из восьми
форм Шивы, соответствующая Солнцу, именуется Рудра. Слышишь, как Ру
перебарывает Ра: удушает его и сбрасывает в...
И тут Люстра ударил Степу в нос. Сам заревел, забормотал и бросился
бегать от нас. На бегу он попытался вытереть глаза и сорвал с головы свой
"хрусталь". Очки упали на булыжник. Но Люстра не остановился.
Сердца наши сжались в точку - мы бросились к очкам. Они были целы. Я
протер их платком. У Степы из носа текла кровь.
- Ну, Люстра, - бормотал, он. - Ну, ражий гад. Мы не обсуждали Люстрину
истерику. Мы понимали его - для нас он был прав. Мы любили его.
Отдавая очки его матери, мы сказали, что немножечко побили ейного Ваню,
а для этого мы всегда, мол, очки с него убираем.
- Не очень побили-то? - спросила она.
- Очень его не побьешь, - Степа продемонстрировал ей свои расквашенный
нос.
- Дураки вы, - сказала сна. - Ребята в вашем возрасте за девочками
ухаживают...
Здесь бы и поставить точку в рассказе о блистательном первобоге Ра, тем
более, что в довесочке, который мне хочется к нему прилепить, героем
оказываюсь я сам, а это, по нашей, якобы, морали, ставит скромность
повествующего под сомнение.
Так же дня через три, может и через пять, встретил нас во дворе Андрей
Федорович.