"Радий Погодин. Рояль в избе" - читать интересную книгу автора

Любка встретила его смехом. А он на нее и не глянул. Поступил в МТС
трактористом. Женился на Насте, которая от удивления плакала, на людей
смотрела извиняющимися глазами, встречаясь с Любкой, опускала голову и
носила ее ребятишкам гостинцы.

Настя сидела согнувшись и закрыв глаза. Боль ушла. Настя отчетливо
чувствовала свою грудь, словно сняла тесный лифчик. О муже Настя не думала.
Отметила еще ночью, что нет у нее стыда ни за себя, ни за него, ни за Любку.
Есть только жалость к Любкиным ребятам. Сейчас она вдруг вспомнила Любкину
прибранную избу и немецкого доктора за столом. И вдруг она поняла, что в
немце том ее поразила умытость. Подтянутость тоже. Но более всего -
умытость. Она таких мужиков и не видела. У всех даже в банный день лицо
бывало распаренным, но не умытым. У всех даже по праздникам костюм был либо
велик, либо тесен, но всегда мешковатый и мятый. А Мишка-муж так из своего
тракторно-засаленного и не вылезает. И гимнастерку носит по месяцу. Умытыми
были только дети и яблоки.
"Я тебя, Настя, на музыке буду учить, - говорил Настин отец, мужик
высокого роста, с провалившимися от работы глазами. - От музыки в деревне
должна начаться другая жизнь - интернационал называется".
Отец помер в ссылке.
А перед самой войной захватили Настину избу тараканы. Она их шпарила
кипятком, била туфлей-"спортсменкой". Потом стала бить кулаком. И они ушли.
Теперь снова придут.
Настя представила - сидят тараканы в избе, как пчелиный рой, и гудят.
Представила Настя рояль. И себя за роялем... Сполоснулась, изведя
оставшуюся горячую воду. Надела на себя все красивое и туфельки коричневые,
в которых ходила убивать немца. И голубые носочки.

Был у нее шанс. Ребенок был. Мальчик.
Перед самым концом войны пришел к ней в избу мужик дикий в ватнике, в
галифе синем. Шея закутана лисой рыжей, ноги босые по снегу. Настя о нем
слышала и оттого испугалась. Звали мужика Панькой. Говорили - колдун.
Говорили - немцы в него ротой стреляли, попасть не могли. За руку Панька вел
мальчика лет пяти, очень пристального, с чистым, как у святого, лицом.
Мальчик тоже был в ватнике и в ботинках с калошами.
- Пусти переночевать, девка, - каким-то нелюдским басом попросил
мужик. - Мы смирные. Она попятилась. Ночью мужик разбудил ее. Настя лягнула
его ногой.
- Дура, - сказал он. - Слушай тихо. Я уйду сейчас. Мальчика вырастишь?
- Нет, нет, - забормотала Настя. - Забирай с собой. Я своего родного
рожу.
- Он и есть твой, - тем же лесным голосом сказал мужик. - Единственный
твой. Ну, не признала... Ну, Бог с тобой...
Ушли они на предворье. В туман. Она накормила их горячей картошкой.
Мальчику лепешку дала.
К вечеру заныло у нее сердце, она даже согнулась. Пришла к Любке. Любка
с ребятами ужинала. И, глядя на них с какой-то любовью неизъяснимой, Настя
спросила, зная ответ наперед:
- Любка, взяла бы ребенка, мальчика? Если бы так случилось...
- Как же не взяла бы, если ему идти не к кому?