"Радий Петрович Погодин. Дверь (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Но тут же в груди раздалось чириканье. Теперь уже не один воробей
ликовал возле лужи, просвеченной солнцем, а целая стайка.
"С кефиром успеется. Кефир никуда не уйдет. Кефир облагораживает
микрофлору кишечника. Препятствует дискомфортности и диспепсии".
Петров объяснил Кочегару, что пришел проверять подвал. Что в
котельную за ключом его послала симпатичная горная леди.
- Слепец! - взревел Кочегар. - Эта леди состоит из сплошных когтей.
Ее Рампа зовут. Рампа Махаметдинова. Горная баба-яга. Неясыть.
Камнедробилка. - В глазах Кочегара полыхнуло коптящее пламя. - Зачем тебе
подвал проверять? Раз замок не сорван - значит, чисто. А что еще? Пиши:
состояние удовлетворительное.
- Я согласен, - сказал Петров. - Вы правы. Но если бы еще и ключ у
вас получить... Совесть будет спокойнее.
- Значит, ты из этих, которые с чистой совестью? Небось на плечики
свою совесть вешаешь? Пятнышки, не дай бог, бензинчиком сводишь? На время
отпуска нафталином пересыпаешь? Знаешь, что над твоей могилой произнесут?
"Ушел от нас человек с чистой совестью, можно сказать с неиспользованной".
И все. И никаких прилагательных. Эх, Петров, самые горячие надгробные речи
произносят те, кому ты сто рублей должен и не отдал. - Кочегар поскреб
Петрова немигающими глазами, в которых все еще светился дымный пламень.
Глаза у него были маленькие, островидящие, но создавалось впечатление, что
у него еще и другие глаза есть и те глаза смеются. - Нам нужно быть
скромнее, товарищ Петров. Не надо нам свою совесть выпячивать.
Петров шею вытянул, чтобы решительно возразить, но только спросил:
- Откуда вы знаете мою фамилию? - Его просквозил ветерок
раздражения. - И при чем тут скромность? - Он разобиделся. Но чириканье в
его душе не оборвалось и не утихло - напротив, возле солнечной лужи вроде
прибавилось воробьев, они браво скакали в воду, выпрыгивали на бережок,
дружно отряхивались и желали чего-нибудь поклевать.
Кочегар открыл тумбочку. Там стояли бутылки с кефиром.
Петров поморщился.
- Не любишь... Тогда чайку.
Чай кипел в полуведерном, жестко надраенном медном чайнике, каковой,
по представлениям Петрова, был обязательным на водолазных лайбах и судах
каботажного плавания.
Кочегар разлил чай по кружкам. Открыл чугунную дверку топки.
- Какой-никакой, а все же огонь. Горение - суть и смысл жизни... Чего
ты все дергаешься, Петров? Чего ты нервничаешь? Выпьем чаю под негромкий
шум пламени. Ну, будь здоров, Петров.
Пахло липовым цветом, мятой - луговым сонным зноем.
- А вы поэт, - сказал Петров. - Сейчас многие поэты работают в
котельных. У моего сына-артиста трое приятелей поэты. Работать по
специальности не хотят.
- Поговорим, - сказал Кочегар, подвигая Петрову табурет. - Что для
русского человека сладостнее, чем поговорить? Может, насчет футбола?
Не умеют наши в атаке линию держать. Как в атаку, они либо по одному
прут, словно на них уголовное дело повесили, либо толпой, будто там
впереди пивной ларек. Нет чтобы держать линию... Или ты, Петров, насчет
футбола не волокешь? Может, об искусстве поспорим?
Был я на выставке картин. Бился. Локти в крови. Рожа покарябанная.