"Радий Петрович Погодин. Боль (Повесть)" - читать интересную книгу автора

ультрамарин. На ультрамарине золотые багеты хорошо блестят. В коридоре -
строго. В кухне, уборной и ванной - кафель. А растратчик, он дворец хочет.
Чтобы коридор у него был под мрамор, сортир под малахит, ванная
руж-бордель. Пилоны, зеркала, антаблемент, розетки. Некоторые плафоны
просят с изображением себя в римской тоге. Короче - альфрее. Мы ему
альфрее и запузырим.
Афанасий Никанорович учил Ваську работать под мрамор и прочий
узорчатый камень. Особенно любил он приемы эффектные. На хорошую мастичную
основу он наносил довольно небрежный цветовой слой, имитируя узор камня
красками, разведенными на пиве. Затем доставал из кармана маленькую
"Московской", раскрывал ее, выплескивал в рот и фукал, как хозяйки фукают
на белье, перед тем как катать его на каталке и гладить. И возникало чудо.
Крашеная поверхность вскипала, образуя глазки, разводы, стремительные
жилы, спирали и волны. Афанасий Никанорович допивал свою маленькую и
закусывал, достав из другого кармана рачью клешню, завернутую в
белоснежный носовой платок. В этот миг он глядел куда-то вдаль, сквозь
оторопевших хозяев.
Ваську он представлял заказчикам так:
- Ассистент-трафаретчик. Репин. Держу для фирмы. Альфрее обязывает. -
Непонятное слово "альфрее" Афанасий Никанорович произносил в нос, с
деликатным наклоном головы.
Работал Афанасий Никанорович в какой-то особой конторе, которая брала
подряды на ремонт дворцов и театров. Он и Анастасию Ивановну туда сманил.
И она на новой работе от тамошнего уважения к мастерству, тщанию и
самозабвенности расцвела так, что у проходящих мимо нее мужиков губы сами
собой оттягивались.
Сразу же, как объявили войну, отставной кочегар торгового флота,
маляр-живописец ушел на фронт: у него еще одна специальность была - сапер.
И, глядя на противоположную стену дома, на шелковые абажуры, лампадно
чадящие по ушедшим и невозвратившимся, плачет Анастасия Ивановна, женщина,
разбуженная им для любви и таланта.
В Васькиной жизни Афанасий Никанорович получил роль особую, поскольку
Васька рос без отца среди женщин и, как Васькина мать говорила, хоть в
баню ему сходить стало с кем. Он объяснял Ваське, кстати, в бане, в
парилке, что женщина мужской любви так же жаждет, как и мужик женской, и
этого стесняться не нужно - это святое, как правда, и если есть на земле
дело, во имя которого могли бы враз объединиться все нации, все народы и
все континенты, так это оно.
Был Афанасий Никанорович Ваське учителем.


Купец на барахолке, когда Васька принес работу, взметнул брови и
отсчитал триста рублей - буханка хлеба стоила шестьдесят.
- Плачу потолок.
Купец прицепил "Богатырей" отдельно бельевыми прищепками. От яркости
Васькиного ковра весь его товар будто вырос в цене.
- Ты мне понравился. С пацанами не егозил. Не геройствовал. - Купец
улыбнулся, приоткрыв свой Клондайк. Звали его Игнатий Семенович.
- Что я, дурак? - простодушно ответил Васька.
- Поживем - увидим. - Купец стоял на морозном снегу в хромовых