"Радий Петрович Погодин. Возраст выносливых и терпеливых (Рассказ, детск.)" - читать интересную книгу автора

санитарку выйти и тогда спросил:
- Сколько держал в кипятке?
- Не знаю. Люциндра считала до пяти. Только быстро, по-моему.
- По-твоему...
Доктор заложил руки назад и заходил по кабинету.
- Ух, - говорил доктор, сжимая за спиной чистые-чистые пальцы. -
Глупость всё это.
"Хорошее дело быть доктором, - думал Вандербуль. - Доктору нужно всё
понимать". Он улыбнулся врачу, и тот нахмурился ещё больше: наверно,
застеснялся своего несолидного вида.
- Очень было больно?
- Как следует.
- Не орал, конечно.
Доктор осторожно обмыл руку жидкостью, подумал и наложил повязку.
- Без повязки лучше. Повязку я для твоей мамы делаю. Приходи, -
сказал доктор.
- Спасибо, приду, - сказал Вандербуль. - А как вас зовут?
Доктор опять рассердился.
- Я тебя не в гости зову. В гости ко мне хорошие дети ходят.
Вандербуль засмеялся. Доктор покраснел и добавил, не умея сдержать
досаду:
- Будешь ходить на лечение и на перевязку. Герой.
"Я бы к вам даже в гости пришёл, - подумал Вандербуль, глядя, как
доктор пишет в карточку свои медицинские фразы. - Конечно, доктора должны
уметь и кричать, и ругаться, но так, чтобы от этого становилось легче
больным и раненым людям".
- Люциндра тоже хочет стать доктором, - сказал он, прощаясь. - Ей это
дело пойдёт. Она очень добрая, хоть и делает вид.
Доктор выставил Вандербуля за дверь.
Когда ребята узнали, что ожог не такой безнадёжный и рука будет цела,
ушло чувство подавленности. Ребята возликовали. Они кружили вокруг
Вандербуля, трогали его бесстрашную руку, заглядывали в глаза и были
готовы поведать каждому встречному о мужестве и молчании.
Зависти не было. Люди завидуют лишь возможному и желаемому.
- Я думал, ты струсишь, - говорил Лёшка. - Гад буду, думал.
- И я думал, - бормотал Шурик.
- А я знала, что вытерпишь. Я всегда знала, - ликовала Люциндра. - Я
ещё тогда знала.
Генька шёл впереди, рассекая прохожих.
Во дворе, развешанное на просушку, полоскалось бельё... Дворник
Людмила Тарасовна читала роман-газету. Она сидела под своим окном на
перевёрнутом ящике.
Вандербуль прошёл мимо неё. Ему казалось, что он окружён сладким
паром. Обожжённая рука держалась на марлевой петле, перекинутой через шею.
Рука болела, но что значила эта боль!
Людмила Тарасовна закрыла роман-газету, скрутила её тугой трубкой, но
даже не заворчала, завороженная лицами Лёшки Хвальбы, Шурика Простокваши,
девчонки Люциндры и гордого Геньки. Они шли вокруг Вандербуля, как
ликующие истребители вокруг рекордного корабля. Ей потребовалось какое-то
время, чтобы прийти в себя. И она сказала одно только слово: