"Радий Погодин. Настина свадьба (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

И они поскакали в соседнюю комнату плясать.
На фронт Виктор Иванович попал под конец войны. Направили его в
комендантский взвод танковой части.
В этом эпизоде мы позволим себе называть Виктора Ивановича Витей. Юн
был солдатик. Сгорал от стыда по любому поводу. Отсюда румянец, полыхающий
на его щеках, правильнее было бы назвать цветомузыкой.
Командир взвода, молодой лейтенант в скрипучих ремнях, в сапогах
обжимающе-мягких, крикнул: "Пополнение, смирно!" - и поздравил с прибытием
в прославленную гвардейскую бригаду под командованием Героя Советского
Союза. "Мы сейчас впереди всех войск. Воюем на острие. Мы - прорыв!" От
этих прекрасных слов щуплая Витина грудь стала выпуклой и стальной.
Комендантский взвод располагался в некотором отдалении от города, так
и не взятого танками. Танки с приказом ничего не ломать держали город в
кольце. Танкисты ожидали пехоту, чтобы отдать ей этот древний город для
закрепления, а самим рвануть вперед.
И уже приближалась пехота на подручных средствах передвижения.
Вите хотелось побежать в город, пальнуть по защитникам из вороненого
автомата ППС, но сержант приказал ему заступить на ответственный
трехсменный пост и сам отвел его в домик штаба к белой двери с оторванной
ручкой. Витя сменил солдата с угрюмым лицом.
- Тут будешь стоять. Тут две бабы. Немки. Никого не пускать. Хоть кто
будь. Ясно? Проводишь их куда скажут. Кухен - кухня. Клозет или аборт -
сортир. И никаких разговоров. И чтобы возле них никого! Понял, или
дополнительно разъяснить?
Сержантово лицо не содержало ничего ободряющего, кроме слов матерного
содержания. Витя кивнул головой, и прекрасное волнение от близости фронта
и своей причастности к прорыву покинуло его грудь, уступив место смятению
и обиде.
К посту подходили солдаты с колодками на груди, с пистолетами и
кинжалами на животе, и гранатами по всему поясу. В лихо заломленных
пилотках. Говорили ему:
- Привет, Матросов. Закрыл амбразуру.
Сволочи. Даже хуже сволочей. Витя краснел, поджимал живот, словно
ждал удара. Отворачивался. Подбородок его дрожал. Они были как фашисты -
они ремни из него резали.
Пробегали связистки с затянутыми талиями. Девушкам гимнастерки идут,
у них в гимнастерках сильно груди торчат. Проходили пожилые офицеры и
старшины из технического и огневого снабжения. Эти сами отворачивались от
него, стыдясь чего-то более стыдного, чем он пока понимал.
Может, Витя и пообвыкся бы, может, и понял бы значение своего поста,
но тут, как на грех, в помещение вломились два шофера и прямо к нему.
- Где тут бабы?
Витя заледенел.
- Нету тут, - сказал, разрывая онемевшие голосовые связки.
Дверь за его спиной отворилась, и, черт бы их задавил, вышли две
немки: одна постарше, другая молоденькая.
- Кюхен, - сказали они строго.
Витя покраснел, пожелтел, посинел от прихлынувшего к лицу стыда.
- Вперед, арш! - сказал он грубо и хрипло. - Расступись, говорю!
- Сука! - удивленно пробормотали шоферы. - Жалко тебе?