"Радий Погодин. Где леший живет? (Рассказ) (детск.)" - читать интересную книгу автора

строиться. То ли жена его отговорила, то ли не собрал денег достаточно. А
поистине - не может мужик избу ставить на том месте, где ему однажды не
повезло. Плюнул Кузьма и уехал из тех мест.
После пожара мужики приводили на болото попа. Поп подошел к самому
краю, кадилом кадит. Огонек от кадила оторвался, побежал по болоту синими
языками. А в самой трясине заухало, захохотало. Сказал поп, что болото
самим богом проклято и позабыто, что во веки веков будет Свист его
полновластным хозяином. Мол, недаром по Руси только в топких болотах живут
черти подлинной дьявольской силы - падшие и наказанные божьи ангелы.
Место, где сгорела изба, назвали Кузьмовой гарью. Так и называется до
сего дня. Растет на Кузьмовой гари малина. Разрослась густо, высоко, выше
самых высоких деревенских парней. Свободно захватила землю вокруг. Ягоды
на ней крупные. Говорят, посередке, где фундамент избы, вырастают ягоды
темного цвета, величиной в сосновую шишку. Посередке никто из ребят не
бывал - боязно.
Хозяином этого сада - Свист.
Сенька, когда был маленький, забылся и залез с краю в гущу. До
середки не дошел - засвистало тихонько. Вслед заговорило сипатым басом.
Словно по земле или, может, прямо из земли:
- Ты зачем мои ягоды ешь? Или тебе по краям мало? - И громче
свистнуло.
Когда Сенька бежал, обдирая лицо о колючки, слышался позади него
смех.
К кому идти спрашивать? Кому свой страх рассказать? Один человек на
деревне, который все объяснить умеет.
- Дедко Савельев, - спросил Сенька, - кто Свист - мужик или девка?
Когда меня пугал - как мужик. Когда смеялся - как девка.
- А ты не ходи, - сказал ему дед. - Не лазай куда не просят до
времени.


Медленно отжил, отсветил пусторукий, тяжелый день. В вечер Ганс
принес на конюшню бутылку водки. Позвал работниц со скотного двора и
работника. Выпили за Гансово возвращение. Еще выпили - за то, что вернулся
неискалеченным. И еще за то, что Россия с Германией замирились. Под эти
слова Ганс обнимал Савельева - братался. Потом полез к лошадям. Гладил их,
целовал, шлепал по тугим животам. Прятал свое лицо в жесткие гривы,
наверное, плакал, но лицо его оставалось немым и недвижным. Затем он снова
всем налил водки.
Савельев уже понимал по-немецки настолько, что смог разобрать, о чем
идет речь. Ганс выкрикивал, что его Марта стерва, гулящая девка. Мол,
сошлась она с его братом, что приезжал сюда на побывку.
- Ребенок будет! - кричал Ганс, стуча себе в грудь кулаком.
Работницы аккуратно вздыхали, сочувственно охали. Работник, белый и
тихий, как рыбье брюхо, сопел, нюхал в стакане водку.
- Наследник, - сказал он. - У вас детей все равно не было. Бог вам
послал. Это хорошо. Радуйтесь.
Бабы испуганно переглянулись, поджали губы. Ганс захохотал и, мешая
слова с хохотом, с хрипом, задыхаясь, выкрикнул:
- Волчонок! Волчонок! Я брата задушу. - Свою угрозу он сказал так,