"Радий Погодин. Где леший живет? (Рассказ) (детск.)" - читать интересную книгу автора

Она пришла к нему после церкви. Пришла сама.
Большая холодная капля падает в старикову душу и, словно согревшись в
ней, подступает к сердцу горячим паром.
"Что ты, старый черт, хрен лохматый, нешто дела у тебя нет или тебе
думать не о чем?" - шепчет старость. Поджав впалый рот и хихикая, залезает
в угол, в сухую хрустящую паутину. Оттуда смотрит со страхом, не веря и
чертыхаясь.
Марта сошла с дрожек, отдала ему вожжи, нагнулась поправить туфлю.
Может, на него навалилась темнота, может быть, наоборот: озарило его
истошным, зревшим все это время предчувствием. Он, не размахиваясь,
коротко, крепко шлепнул ее ладонью по широкому, статному заду. Она
распрямилась, взяла кнут с дрожек, и, если бы он попятился, жить ему с
рассеченной рожей, а может, и не жить вовсе. У нее было белое лицо. От
серых больших глаз под темными густыми бровями сбегали вдоль носа две
голубые жилки, потом они прятались в припухлостях возле рта и вновь
появлялись на нижней скуле, обегая с двух сторон подбородок. Подбородок не
дрожал, голубые жилки не бились - в лице будто все замерло, и в глазах
тоже, словно на это время ушло из ее тела дыхание.
- Боже мой, баба какая! - сказал тогда Савельев по-русски, сам не
зная, что говорит. - Красавица! Бог свидетель - не вру.
Она бросила кнут, повернулась и, как бы оставив на нем свой
бездыханный взгляд, пошла к дому.
Он закатил дрожки в сарай, убрал упряжь. Напоил и почистил коня.
Когда тот захрустел в лад с битюгами, забирая овес из кормушки, отфыркивая
из ноздрей остья и мелкое сено, Савельев сел на скамейку ждать, что будет.
Она пришла ночью, одетая, как на работу. Он поднялся со скамейки
навстречу ей. Кони вздыхали, трясли головами, гулко переступая с ноги на
ногу. Она подходила все ближе и, казалось, опять не дышала. Воздух в
конюшне раскалялся с каждым ее шагом. Кони вздыхали громче - сейчас
заржут, закричат, сломают перегородки. Кони, казалось ему, ликовали. Со
всех сторон глаза. Громадные, дикие, колдовские, и среди них ее глаза,
беспощадные и беспомощные. Когда воздух совсем уплотнился, когда
одобрительное присутствие лошадей стало совсем нестерпимым, он взял ее за
руку.
Они шли медленно. С каждым шагом все медленнее. И наступила минута,
когда они уже не могли двигаться дальше. Их обоих потянуло к земле, словно
тяга земная вдруг увеличилась. Ноги задрожали и подогнулись. Они легли на
теплую землю. Она прижалась к нему, и он прижался к ней. Было им от этого
больно обоим, словно рвались в них тугие волокна. И они заплакали оба
беззвучно и сладко, смешивая слезы губами, сорокапятилетний мужик и она,
лет на десять моложе его. Небо опустилось к земле, торжественное, словно
царь-колокол, и, словно царь-колокол, немое.
Когда тусклый утренний свет накрыл поле, когда они встали на дрожащие
ноги, то поняли, что между ними и в них была святость. И она служила им
оправданием.
От любви детей не бывает. Дети случаются от безысходности, от
лености, от темноты, от любопытства, от капризов, от скуки и от закона...
Он говорил ей это по-русски - ворожил, стараясь оберечь ее от беды. Она,
не слушала его. Она знала уже в то утро, что от любви дети случаются чаще,
чем от других причин.