"Михаил Петрович Погодин. Сокольницкий сад " - читать интересную книгу автора

никогда не позабуду я этого блаженного времени, и если бы я во всю жизнь
свою получил от Луизы только это вдохновение, и тогда осталась бы она
незабвенною для моего сердца. Буду ли я опять когда-нибудь так счастлив?
Оставалось три дня. Я сшил тетрадь из голландской бумаги и начал
переписывать с таким тщанием, с каким от роду не писал ничего. Каждую строку
отделывал как артист. Наконец наступило 25 августа. Я отправился в
Сокольники и так боялся - сам не понимаю чего - что даже сердце у меня
билось. - Меня встретила именинница... Я подошел к ней... и тут не помню
уже, что было со мной, как отдал тетрадь свою и что сказал ей - даже что она
отвечала мне. - И так об утре я не могу написать тебе ни слова. Помню
только, что к этому времени принадлежит один взгляд ее... взгляд, который
останется навек в душе моей. О, если бы так взглянуло на меня Провидение!
Теперь при одном воспоминании об оном какая-то райская благодать по мне
разливается. - Ангел! небесный ангел! благословляю тебя, благословляю
минуту, в которую я видел тебя на земле! За обедом я сидел подле нее: на ней
было клетчатое серенькое платье из холстинки. - И вот что странно! Платье
это мне не нравится, очень грубого цвета, но так пристало к ней, так... я не
знаю что-то... что она мне еще милее показалась в нем. Белая косынка
кисейная чуть лежала на шее. Средний конец был подправлен сзади под пояс,
два остальные зашпилены на груди бриллиантовою булавкою. - Волосы,
незавитые, были соединены с косою под черепаховым гребнем. - Гостей сидело
за столом человек десять, и между прочим, какой-то полковник, увешанный
орденами, старинный сослуживец ее дяди, с сыном, молодым человеком лет в
двадцать. - Ей почти не удалось говорить со мною. - Пили за здоровье.
"Поздравляю вас, будьте счастливы!" - сказал я ей вслух и подумал про себя:
"Ты сама счастие". - После обеда все гуляли в саду. Она улучила как-то
свободную минуту, когда нас не слыхал никто, и сказала мне:
- Я всегда проводила этот день с удовольствием, но никогда не проводила
с таким удовольствием, как ныне, и им я обязана вам. Еще раз благодарю вас.
- Дай бог, чтоб всякий год увеличивалось ваше Удовольствие, - отвечал
я.
- Это уже слишком много, - а вы разве всякий год будете переводить мне
по Валленштейну?
- Даже писать, если это приятно вам.
- Честное слово?
- И слово, и дело!
- Ударимте по рукам. - А мне что пожелать вам?
- Мне не желайте ничего. Я уже счастлив мыслию...
- Луиза! - тут закричал г. Винтер, - послушай, Луиза! покажи нам свою
беседку.
- Там не убрано, дяденька, извините...
- Что за вздор! Там хорошо и без уборки...
- Но у меня нет ключа.
- Сходи за ним.
Она пошла как будто нехотя, и я не понимал отчего. Возвращается...
идем... вхожу и я, и что же попалось мне прежде всего на глаза? Моя тетрадь,
обвернутая в чистую бумагу и разложенная на последней сцене... на конце было
написано что-то, как я увидел издали. - Я отворотился в сторону и стал
смотреть на портрет Дмитриева, нарочно для того, чтоб дать ей время прибрать
тетрадь. Мы пили чай в беседке. Впрочем, мне как-то неловко было при чужих