"Михаил Петрович Погодин. Васильев вечер" - читать интересную книгу автора

готовые, оседланные и взнузданные. Иван Артамонович скрутил молодой женщине
руки назад, ударив раза три по голове за то, что она воротилась, наказал
строго-настрого оставленному сторожу не спускать с нее глаз, запереть ворота
и дожидаться их возвращения. Лошади были выведены, оружие вынесено -
кистени, сабли, ружья, рогатины; разбойники выбрали кому что было надо и,
одевшись, оправясь, вооружась, сели на коней, свистнули, гаркнули и
поскакали ватагами в разные стороны.
Хромой запер за ними ворота и сел к огню, смотря с сожалением на
связанную женщину. В самом деле, красавица собою, в цвете лет, высокая,
стройная - и в таком горестном положении, похищенная из отеческого дома, ни
мужняя жена, ни девушка, во власти неистовых палачей, у костра, на котором
должна чрез несколько часов погибнуть в ужасных мучениях, она могла
возбудить жалость в самом закоренелом злодее, и только месть ожесточила
сердца прочих разбойников, связанных узами условного родства до такой
степени, что ни в одном не раздался голос человеческого чувства.
Настенька тотчас заметила действие, производимое ею над молодым
сторожем, - она начинает просить его...
- Спаси меня... ты добрый человек... Это видно по лицу твоему...
Заставь о себе вечно бога молить... Спаси.
- Что ты? Что ты? Мне жаль тебя, правду сказать, но, видно, так тебе на
роду написано: за то Бог наверстает на том свете. Спасти я не в силах; как я
могу?
- Убежим вместе.
- Помилуй, я хромаю, у меня пуля в ноге... двадцати шагов не пройду...
сил нет, куда мне теперь бежать!
- Ну отпусти меня одну, развяжи только мои руки. Сжалься надо мной,
молюся тебе.
- Но они убьют меня самого на месте, как увидят, что я изменил им и
выпустил их пленницу. И так меня не любят и беспрестанно подозревают.
- Разве ты здесь недавно?
- Недавно, - они меня сманили в трактире под недобрый час, когда мне
было до зла-горя, и вовсе невинный шел я под суд, - теперь я опомнился; мне
самому хочется оставить этот вертеп - но меня ранили в первой схватке, и я
дожидаюсь, как излечится моя рана.
- О, будь моим ангелом хранителем, ради Бога, прошу тебя.
- Рад бы, да как же?
- Послушай... вот что. Сам Бог меня надоумил... перережь мою веревку...
ляг... я убегу... ты скажешь, что я освободила себе руки, толкнула тебя
сзади... прибила... связала тебя, а сама убежала... они поверят... они знают
меня.
- Да как?
- Как-нибудь! Сделай милость, сделай милость, они тебя не тронут. Все
это похоже на правду...
- Но куда бежать тебе? догонят тотчас.
- Попытаюсь... все равно... ведь и без этого умирать мне надо. Авось
Бог поможет. Христа ради. Христа ради. Господь наградит за доброе дело,
может быть, и я успею помочь тебе. Друг мой...
Из глаз ее лились слезы ручьями, на лице выражалось такое страдание, в
голосе слышалось такое убеждение...
И молодой человек побежден; подвергая жизнь свою опасности, он решается