"Иван Григорьевич Подсвиров. Погоня за дождем (Повесть-дневник) " - читать интересную книгу автора

разнюхать, где подороже медок сбыть.
Пройдоха еще тот!.. Трясется из-за дочки. Боится, как бы кто не увел
из-под носа богатую невесту. Уведут! Хороший товар не залежится.
Через несколько минут мы уже были на пасеке. Тесть обрадовался моему
появлению и при этом не забыл отблагодарить Филиппа Федоровича, узнав от
него о моих злоключениях.
- Я вам не отказал, гляди, когда-нибудь и вы мне уважите.
- Уважим! Спасибо, Филипп Федорович.
Тем временем я познакомился с нашим компаньоном - Матвеичем. Его пасека
- около сорока ульев - крайняя от яблоневого сада. Будка под туго
натянутым брезентом уютно прижалась к деревьям; возле кустов приютилась
"Победа", тоже обернутая брезентом, от нее проведен свет. На коньке будки,
раздвигая лесной мрак, ослепительно сияет лампочка, так что ясно видны не
только наши ульи, расставленные в пяти шагах от пасеки Матвеича, но и ульи
третьего компаньона - Гордеича.
У него отгул: он уехал домой на своем "козле". Тесть мимоходом шепнул
мне, что тут один он "безлошадный", поэтому волей-неволей ему приходится
приноравливаться к Матвеичу и Гордеичу, к заведенному ими распорядку: по
очереди они возят его домой, доставляют провизию, воду в флягах.
Матвеич выглядит солидно. Рост у него внушительный, такой же, как у
Филиппа Федоровича, но в теле он рыхловат и в движениях до скупости
медлителен. Он слегка прихрамывает на левую ногу и носком ее ботинка
задевает бугорки, кочки либо спрятавшиеся в траве камни. Не будь этой
особенности - цепляться за все, что попадется, постороннему глазу была бы
незаметна хромота Матвеича. Носит он роговые очки. Сквозь них мерцают
пытливые, мудрые и вместе с тем лукавые глаза неопределенного цвета: серые
с прозеленью или синие.
Я и после приглядывался к ним, пытаясь точно определить их цвет, но мне
это не удавалось: в разное время суток они менялись в зависимости от
освещения. Утром я склонился к тому, что они были чисто-синие, вечером же
находил их серыми или совершенно зелеными. Странные глаза!
Втроем они поговорили о делах, посетовали на жару, и Филипп Федорович
уехал.
- Чтой-то Филипп Федорович чересчур нахваляеть наше место, - медленно
обронил Матвеич и снял с головы соломенную шляпу, обнаружив редкие, сверху
прилизанные волосы, а на затылке - круглую плешь; виски у него седые,
будто присыпаны мукой. - Хитрить.
- Пускай хитрит, - сказал тесть. - Нам-то что с его плутовства.
- Вы его мало знаете.
- Не бери в голову, Матвеич. Они сами по себе, мы сами.
- Ага, не бери, - возражал со вздохом Матвеич. - Он тертый калач.
Пятнадцать лет кочуеть.
В апреле тесть отпраздновал семидесятилетие - дата, как говорится,
круглая, мало обнадеживающая. Видимо, из уважения к возрасту Матвеич
называет его на "вы".
Самому же Матвеичу недавно исполнилось шестьдесят три, на пенсии он
второй год. Он ровесник Гордеичу.
И профессия у них была одинаковая: оба всю жизнь проработали шоферами.
Оба и пчел завели давным-давно, летом отдавали ульи присматривать знакомым
старикам пчеловодам. В выходные наведывались на пасеки.