"Иван Григорьевич Подсвиров. Синие скалы " - читать интересную книгу автора

- И ласково потрепала мои волосы, запустив в них свои нежные пальцы. - Ты
ешь, ешь, соколик.
Так мы и подружились с Полей. Она кухарничала на выгреве. У каждого
своя деляна, но было решено, что стряпуху надо одну иметь, чтобы не
отрываться от дела.
А смахнуть ее траву гужом, в тридцать кос, долго ли умеючи!
У Поли весною была свадьба, с быстрыми тройками, с колокольцами, с
яркими бумажными цветами. Я бегал смотреть на Полю. Красивой она была,
нарядной. А рядом с нею, обняв ее за талию и раскосо усмехаясь, сидел
жених, колхозный объездчик Крым-Гирей, прозванный так за то, что видом
своим и осанкой походил на татарина.
Мне было обидно, что Поля выбрала себе Крым-Бирея, смуглого и
нелюдимого, с устрашающим блеском в темных глазах. Он всегда как
оглашенный носился на своем гнедом жеребце, стрелял плеткой и отнимал у
ребятишек гнилую картошку, которую они весной собирали по свежей пахоте -
на крахмал. Из крахмала вместо хлеба пекли лепешки, примешивая в них
крапиву с лебедой. А Крым-Гирей гонялся за всеми, вопил:
- Я вам поворую! В милицию сволоку!
Страшновато было слышать посвист его плетки. И вот Поля, такая
красивая, нежная, вышла за Крым-Гирея.
Он же ее замучит, прибьет, думал я. Но Крым-Гирей, на удивление мне,
улыбался Поле, и она отвечала ему улыбкой. Странные эти женщины! Им что ни
хуже, то лучше. Вот и Поля... Не могла подождать, пока я вырасту, и стать
моей невестой. Я бы платки ей дарил цветастые, водил бы в клуб, чтобы она
танцевала там с парубками...
В то лето, когда Поля кухарничала, Крым-Гирея не было на покосе: кто-то
встретил его ночью в лесу, стащил с коня и сыграл с ним темную. Говорят,
люди слышали, как в чаще эхом метались глухие крики: "Раскосый! Правду
плетью не перешибешь. Получай!" - "Пусти, не буду я! - вопил, затухая,
голос объездчика. - Христом-богом просю-у-у..." А потом все смолкло. Пока
люди с вилами, с топорами подоспели со стана на крики, обидчика и след
простыл. Крым-Гирей ерзал на животе в грязи, судорожно всхлипывал: "За
што? Я ж о добре...
о колхозе пекусь. Я ж не самовольничаю, караулю по инструкции. Сволочь!
Ну погодь, все одно узнаю кто!
Я те изменю голос! Сгною!"
Обидчика так и не опознали. Крым-Гирей хворал дома, грешил на
Косорукого, а Поля стряпала на покосе.
Я привязался к Поле, ходил за нею по пятам, таскал для костра сухой
валежник. Мне нравилось смотреть на подрагивающие на ее шее мониста и
кофточку в мелкий голубой горошек, на то, как она быстро чистила картошку
и бросала ее в котел, схваченный снаружи черным налетом копоти... Легкая и
гибкая, решительная в движениях, она проворно бегала от котла к столу,
белозубо улыбалась людям, солнцу и травам и все прижималась пахнущими
земляникой губами к моим щекам, все нахваливала меня:
- Умница, помощничек мой славный!
Я млел от счастья, от невысказанной любви к Поле.
Мне не хотелось идти к отцу, который косил неподалеку от нас. Сквозь
редкие кусты виднелась его бронзовая от загара спина, локти мелькали в
мощном широком размахе.