"Роман Подольный. Письмо" - читать интересную книгу автора

почему-то не ставшее взрослеть, ухитрившееся до старости сохранять детские
черты. Показал свою любимую фотографию - три младенца рядом: человеческий,
гориллы, шимпанзе. Сходство - умопомрачительное, куда больше, чем у
взрослых, я тебе принесу это фото. Да, гипотеза интересная, но еще в
тридцатые годы было доказано...
Ришенька, ты уж чересчур не беспокойся. Я же тебе сказал, что мое
невезение кончилось. Пора ему было кончаться, этому родовому невезению - я
тебе писал, как давно оно началось. А все, что имеет начало... Тем более,
начало столь древнее. Действительно, чего это я вспоминаю только тех своих
предков, историю которых мой отец документально проследил? Ей-ей, в моих
жилах живет память о бесконечно более отдаленных во времени неудачниках.
Тех, от кого произошли все мы, - о кроманьонце, которого ледник ни за что,
ни про что согнал с родных мест, о его пра-пра-пра... внуке, которого
враги заставили уходить от них, следуя за отступавшим уже ледником. О том,
как некий рамапитек остался без тропического леса, съеденного
похолоданиями, и поневоле побрел по саванне, время от времени вставая на
задние лапы, чтобы знать, когда и куда можно бежать... Среди моих предков
и та невезучая тварь, что стала кормить детенышей молоком, вместо того
чтобы жить легко и свободно, рассовывая яйца по очередным кучам песка.
Но мои гены вспоминают и еще кое о чем, кроме невезения. Вспоминают - и
работают, командуют моим сравнительно нестарым организмом. Только не все
ведь гены, Ришенька, работают. Некоторые - не командуют. Молчат. А о чем
они молчат - бог их знает. Может быть, молчащие гены - только дублеры
говорящих, резерв на случай неполадок. Но великоват резерв-то. Может быть,
в них - память о разных ненужных уже вещах. Хвосте, защечных мешках,
чешуе... А может быть, материал для будущей эволюции человека: заговорят
молчащие гены - и наш разум станет сильнее, реакция - быстрее, воля -
тверже, страсти - добрее...
Как мне повезло, что я тебя встретил! Как мне повезло, что мы вместе
приехали в тот город. Черт его знает, как получилось, но у нас с тобой
ведь даже билеты до Риги опять были на одно место, и даже то самое, что
тогда: оба - на кресло 5А. Но теперь мы уже не обращались к
бортпроводнице, как в первый раз, в самолете из Одессы. Обратные билеты у
нас на два разных места, но один из них на то же самое 5А - надо бы
подсчитать вероятность такого совпадения. Примем для простоты, что в
самолете 100 мест... Впрочем, ну ее, арифметику. А хороший город Рига,
правда? В старой Риге улицы скрещиваются и расходятся, переходят одна в
другую, пересекаются под всеми углами, которые только известны геометрии -
евклидовой и неевклидовой. И за каждым углом - новое. В домах. В людях. В
тебе и мне.
У этого переплетения улиц - правда же? - есть свои законы, и мы с тобой
стали загадывать, что нас ждет за этими домами, какую вывеску мы прочтем,
подойдя поближе к узорчатому окну, какое из старинных зданий впереди
признает себя музеем, и где тюлевые занавески обозначат обычную семейную
жизнь.
Мы сидели в сквере на маленькой площади. Ей было лет семьсот, а скверу,
мы прикинули по деревьям, побольше ста. Но ты удивленно сказала, что город
совсем не кажется старым. И я ответил, что он и на самом деле не старый.
Он взрослый. Точнее, сказал я, это - город - имаго.
И ты спросила: "Имаго? Это что-то из жизни насекомых?"