"Роман Подольный. Планета Правда" - читать интересную книгу автора

- Если не плагиатор.
- Да нет. Просто бездарь.
Мысли... По значению они со словами не расходятся. Только намного резче
и грубей. И на том спасибо. Говорят, пора идти. На ту самую защиту
диссертации. Что же, пойдем.
Зал с возвышением, на котором стоит длинный стол. В зале сидят на
стульях, соединенных планками, у стола - на обычных стульях. Рядом со столом
- кафедра. За нею стоит маленький человечек с испуганным лицом. Читает
текст, время от времени выходя с указкой к большой карте, висящей на стене.
Слушаю, ловлю мысли, разбираюсь в ситуации. Итак, люди за столом -
ученый совет. Это они решат, присуждать ли степень. Один член ученого совета
- из моей комнаты. Тот, кто недавно сказал: "Просто бездарь." Его соседи...
Я принимаю мысли: "Кто же всего этого этого не знает?.." "Повторяется
молодой человек..." "Не сам же он получил эти цифры. Никогда не поверю..."
"А вот Николай Васильевич просил помочь этому дурачку. Но- не могу..."
Отношение людей в зале недоброжелательно. И эта недоброжелательность
растет с каждой минутой.
Маленький человечек кончил говорить. Присаживается у края стола, не
выпуская из рук указки.
- Слово - объявляют, -предоставляется оппонентам.
Те выступают вяло и неуверенно- "с одной стороны, с другой стороны".
Что-то мешает им говорить искренно, но и поддерживать человека они не
расположены.
А он боится. Боится, что напомнят об одной малоизвестной статье, откуда
взята - без ссылки - важная идея. Боится сравнения своей работы с какой-то
диссертацией, защищенной на ту же тему пять лет назад в Ростове. Боится,
боится, боится...
Судьба диссертации предрешена, и все это понимают, даже диссертант,
лицо у него уже не испуганное, а обреченное.
Впервые я ощущаю, что разделяю чувства землян, что я, пусть на час,
такой же, думаю так же. Это приятно. Очень.
- Кто из присутствующих хочет выступить?
Поднимаю руку.
Встаю. Говорю. То, чего он боится, именно то. Лицо человечка теперь
нельзя назвать даже обреченным... Он уничтожен, стерт с лица земли, его нет
- ни заседании, ни в институте, ни во Вселенной.
И тут на меня обрушивается из зала волна жалости. Жалости к человечку,
которого на самом деле нет. За что его жалеют? Что изменилось?
Они же и так вс╕ понимали, даже если не вс╕ знали.
Растерявшись, обрываю выступление.
И тут же над залом поднимаются руки. Одна, другая, третья... Просят
слова, настаивают, требуют. И - говорят!
Мой сосед по комнате, сказавший полтора часа назад о диссертанте
"бездарь" и только что предвкушавший, как проголосует "против", бурно
восхищается важностью темы, потом запинающимся голосом что-то бормочет о
крупном вкладе. Бормочет и сердится на себя. И - на меня. На меня намного
больше.
Потом выступают еще четверо. И каждый, запинаясь, хвалит диссертанта!
Каждый лжет. И сам это понимает. И все вокруг тоже понимают. И принимают.
...Я опять в нашей рабочей комнате. Соседи на меня не смотрят. А я