"Игорь Подколзин. Год черной собаки [NF]" - читать интересную книгу автора

- Господи! - встрепенулся Уваров и хлопнул себя ладонью по лбу. -
Простите. Я же не упоминал. Тут вот какая история. У папы был товарищ,
тоже из эмигрантов, по фамилии Ветлугин. Предки его оказались за границей
больше от растерянности, чем по политическим соображениям. Он жил в
Париже, активно участвовал в Сопротивлении. Когда отец уехал в Англию,
связь между ними оборвалась. Лет через пять-шесть после возвращения папы в
Париж к нему неожиданно явилась незнакомая женщина с маленьким мальчиком.
Она заявила: этот ребенок - малыш стоял и молчал, как рассказывала мама,
выглядел очень несчастным - сын, да-да, сын его друга, а она жена, но не
обвенчанная. Ветлугин умер и просил перед смертью разыскать отца, чтобы он
позаботился о ребенке. Дама собирается выходить замуж, а ее жених не
намерен воспитывать чужого ребенка. Она в отчаянии, не знает, что делать,
и умоляет приютить его ненадолго. Короче, мальчуган - звали его Юлием -
остался в семье, а мамаша так больше и не объявлялась. Своих детей у моих
родителей тогда еще не было, и к приемышу относились, как к родному.
Однако парнишка оказался уже испорченным. Когда я появился на свет, ему
было лет двенадцать-четырнадцать, однако он умудрился вылететь из
нескольких школ и наконец устроился учеником в какое-то маклерское бюро,
но прилежанием не отличался. Мне тогда исполнилось пять лет. Дружбы меж
нами не получилось - он меня просто высокомерно игнорировал, и не только
из-за разницы в возрасте. Юлий отличался какой-то патологической
жестокостью и злобой. Однажды я застал его, когда он расстреливал из
пневматической винтовки собаку. Бедное животное металось по саду, не
понимая, откуда приходит эта настигающая ее повсюду боль. Он же с
садистским наслаждением всаживал в собачонку пулю за пулей.
Как-то, уже будучи юношей, он заявился домой и объявил с апломбом:
записался наемником в иностранный легион в Африку. Отец возмутился и
потребовал объяснений. Разразился скандал. На утро Ветлугин исчез, и папа
запретил даже упоминать о нем. Вот его-то я и встретил в том баре. -
Уваров прикрыл глаза и заскрипел зубами.


В мрачноватом холле, отбрасывая на стены отблески, вспыхивали
разноцветные огоньки. У стойки толпились посетители, их было еще мало.
Из-за малиновых портьер, свисающих над входом в общий зал, выплескивались
потоки джазовой музыки. Пахло сигаретами, духами и коньяком. За широкими
окнами лил дождь. Уваров присел за столик справа и наблюдал, как в лужах
лопаются водяные пузырьки. Было без десяти пять. На миг его кольнуло
сомнение - может, перепутал что-либо, странное место выбрал референт для
делового разговора. А впрочем, ему виднее, значит, здесь удобней.
В коридорчике, ведущем к туалету, стояли двое и, стараясь быть
незамеченными, пристально наблюдали за Уваровым.
- Так, - произнес тот, что повыше и посолиднее. - Пришел. Ждет.
Сбегай-ка позвони и сразу обратно. Как заговорю с ним, мчись наверх и
готовь все к нашему приходу.
Второй, пониже и потщедушнее, покорно кивнул и скрылся в конце
вестибюля.
Минуты через две к Уварову подошел кельнер, и сказал, что его просят к
телефону.
Звонил референт. Извинился и сообщил: попал в автомобильную пробку,