"Николай Михайлович Почивалин. Цветут липы (рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Все техника виновата, так ее! - благодушно объясняет он. - Где бы и
пройтись, так некогда: машина да машина. Бывало, день за днем на своих
двоих рысцой носишься, вот он, живот-то, к хребтине и прирастал. Сын в
старье офицерский мой ремень сыскал - ну-ка, говорит, батя, примерь.
Опоясался - так до первой дырочки, веришь ли, целой четверти не хватает.
Ну ладно, если еще дождусь - по чистой спишут. А если заварушка какая,
призовут - тогда что? По пузу-то - полный генерал, а по вванию - лейтенант
запаса. Несоответствие!..
По причине этого несоответствия он носит просторные рубахи, чаще всего
белые, неизменно расстегивая верхние пуговки; зимой - такие же просторные
свитеры с широким, не облегающим горло воротом, и только в исключительных
случаях, приезжая на областные совещания, облачается в костюм и повязывает
галстук. В цивильном одеянии ему не то что непривычно, а просто неловко и
тесно. Сам того не замечая, он передергивает плечами, словно пытаясь
избавиться от модного пиджака, или, машинально оттягивая узелок галстука,
недовольно вертит плотной, излишне красной шеей. Из-под густых пшеничных
бровей цепкие зеленоватые глаза его смотрят не то чтобы умиротворенно, а
спокойно, уверенно, нередко в них пробегает умная усмешка.
В новом, нынешнем, облике Алексея мне не по душе только одно - его
грубоватость. В мальчишках был замкнутым, застенчивым, а теперь,
усмехнувшись, рубит сплеча, может ввернуть соленое словцо. Причем ладно бы
- под горячую руку, а то просто так, по скверной привычке и даже от
хорошего настроения. Забавно, что многим это нравится, - председатель и
колхозники отлично понимают друг друга.
Густые пшеничные брови Алексея недовольно оседают только тогда, когда в
кабинет - просторный и недурно обставленный - входит девушка с челочкой.
Покосившись в мою сторону, она решительно подступает к председательскому
столу, глаза у нее синие и дерзкие.
- Алексей Тимофеич, ну так как же?
- А все так же, как сказал: не пущу. - Сбычившись, Алексей упрямо
разглядывает листок перекидного календаря.
- Да ведь любовь у нас, Алексей Тимофеич, - вдруг тихо" почти шепотом
говорит девушка и мнет в руках легкую косынку.
- Ага, любовь! - Алексей вскидывает голову, цепкие зеленоватые глаза
его в упор рассматривают миловидное и смущенное лицо девушки. - Вот и вези
его сюда. Нашел, стервец, моду: отслужил два года и носу не кажет!
Забыл, какие мы ему проводы устраивали?
- Ой, да что вы! - заливаясь краской, самоотверженно бросается на
защиту любимого девупша. - Его же сразу в народный хор взяли! У него же
голос! Вы же сами знаете! Что ему тут делать?
- Хор и у нас есть - пускай заливается. Талант нигде не пропадет. И в
мастерской ему место есть.
С одной стороны, чувство, с другой - рассудок и хозяйский расчет; я
сразу принимаю сторону девушки, хотя, конечно, и не вмешиваюсь.
- Ему квартиру обещают...
- Вот, вот - обещают! - немедленно подхватывает председатель. -
Обещанного три года ждут. Будете мыкаться по частным углам, по тридцатке в
месяц. А мы вам и свадьбу сгрохаем и подарки на обзаведение - все как
полагается. - Алексей секунду что-то взвешивает, прикидывает, щедро рубит
рукой. - А к осени дом поставим. На - хозяйствуй! Выгоды своей не